Философия зла и философия преступности

Другим периодом радикальных реформ в истории нашей страны стало время царствования Петра I (1689–1725), политика которого носила явно насильственные черты и оказала значительное влияние на отчуждение общества от права. Реформы Петра, решительные и широкие, после осторожной и медлительной политики московского правительства произвели, по утверждению С. Ф. Платонова, страшное впечатление на русское общество. Современникам царя, присутствовавшим при бесчисленных нововведениях, казалось, что Петр перевернул вверх дном всю старую жизнь, не оставил камня на камне от старого порядка. В обществе слышался ропот на жестокости, на новшества, на иностранцев, сбивших царя с пути. На голос общественного неудовольствия Петр отвечал репрессиями: он жил сам и других заставлял жить по-новому[403].

Вместе с тем «сорванные с другого склада понятий и нравов» новые учреждения, по словам В. О. Ключевского, «не находили себе сродного питания на чуждой почве, в атмосфере произвола и насилия»[404]. Как замечает историк, против произвольных и неумелых правителей у управляемых оставалось два средства самообороны: обман и насилие. Указы строжайше предписывали разыскивать беглых, а они открыто жили целыми слободами на просторных дворах сильных господ в Москве. Другим убежищем беглых был лес, и современные Петру известия говорят о небывалом развитии разбоя. Разбойничьи шайки, возглавляемые беглыми солдатами, соединялись в хорошо вооруженные конные отряды и уничтожали многолюдные села, останавливали казенные сборы, врывались в города. «Разбоями низ отвечал на произвол верха: это была молчаливая круговая порука беззакония и неспособности здесь и безрасчетного отчаяния там. Столичный приказный, проезжий генерал, захолустный дворянин выбрасывали за окно указы грозного преобразователя и вместе с лесными разбойниками мало беспокоились тем, что в столицах действуют полудержавный Сенат и девять, а потом десять по-шведски устроенных коллегий с систематически разграниченными ведомствами. Внушительными законодательными фасадами прикрывалось общее безнарядье»[405].

Государство во время царствования Петра I имело ярко выраженную полицейскую направленность, а чиновничий произвол переходил все дозволенные рамки. Каждый, кому по служебной обязанности предоставлялось брать что-нибудь в казну с обывателей, полагал, что «он теперь и для себя может высасывать бедных людей до костей и на их разорении устраивать себе выгоды»[406]. В итоге наблюдалось резкое падение моральных устоев общества, которое, в свою очередь, с неизбежностью влекло рост преступности[407].

В дальнейшей истории России заметных улучшений в отношении общества к праву не произошло. Репрессивное законодательство сформировало в сознании индивида понимание права исключительно как приказа государственной власти[408].

Сказывалось также несовершенство судебной системы. Население видело беспомощность государства в выполнении одной из главных функций — отправлении правосудия. До второй половины XIX столетия в России сохраняла свою силу система формальных доказательств. Из-за этого уголовный процесс тех лет получил такую оценку: «Последствия теории законных доказательств крайне неудовлетворительны. Весьма часто, несмотря на всю достоверность вины подсудимого и на полное убеждение, суд, не имея в виду такого доказательства, которое закон признает совершенным, должен ограничиться оставлением явного преступника только в подозрении. <…> Случается, что сами полицейские чиновники советуют обиженным не начинать дела, объясняя, что при нашем порядке судопроизводства без свидетелей ничего нельзя сделать против запирающегося преступника. <…> Теория доказательств, основанная лишь на их формальности, имеет не только тот недостаток, что от правосудия ускользают опытные и искусные злодеи: она, вместе с тем, не предотвращает и несправедливых осуждений»[409].