Философские арабески

Аргументация солипсистов, как мы видели, является дырявой аргументацией. Но все философские течения, подобные солипсизму, субъективному идеализму вообще, агностицизму и скептицизму[41], о котором Гегель — говорил в «Истории философии», как о чём-то неопровержимом, выглядят более или менее горделиво, лишь когда речь идёт о т. н. «чисто логическом» сражении с ними, хотя и тут они обречены на поражение. Принято в философии вести дискуссию в ограниченной плоскости самых высоких абстракций, точно нельзя подрыть и разрушить эти самые абстракции снизу, отправляясь от самых разнообразных проявлений человеческой жизнедеятельности. Возьмём с этой точки зрения солипсизм с его «я». Что это за «я»? «Я» есть известная целостность. Но эта целостность конечна. Никакое «я» не помнит себя в бесконечности времени, а только с определённого «возраста». Даже если привлечь к делу платоновское «вспоминание», то это мало поможет, ибо ясно, что здесь никакая не «данность», а умозрительное объяснение. А что же до «я»? И что же будет после «я»? На эти элементарнейшие вопросы у солипсизма нет ровно никаких объяснений: такие вопросы «не принято» ставить. А почему собственно? Да потому, что это, изволите ли видеть, «низменная» постановка вопроса. Но кто сказал, что уродство абстракции выше многообразной палитры?.. Субъективные идеалисты[42] нападают. А их нужно поставить в положение обороны. «Я» пьёт и ест и плодит детей. Проза? Прекрасно. Но всё-таки ест и пьёт? Или не ест и не пьёт? Имеет тело или не имеет?

Имеет мозг или не имеет? Совершенно, ведь, бессмысленно предположить, что существует только чистая духовная» субстанция «Я» без материального субстрата[43]. Ибо, если бы это было так, то откуда бы появилось у этого чистого «Я-духа», у этого «чистого сознания» сознание своей собственной телесности, своего организма, его болезней, телесных потребностей и влечений, т. е.: состояний сознания, которые в самом сознании связываются с телесностью? А если эта телесность так или иначе есть, то откуда она? Отсюда такие вещи, как родители, как время, как эволюция видов, как питание, как ассимиляция, как внешний мир и т. д. и т. п. Пускай солипсизм объяснит все эти проблемы! Пусть onus probandi[44] полежит немного на нём! Но на этих проблемах он будет сразу же чувствовать себя, как рыба, вытащенная на сушу. Ибо все вопросы материальной жизни (еды, питья, производства, потребления, размножения и т. д.) и всей культуры, и всего овладевания (теоретического и практического) миром становятся необъяснимыми, причём чудесные загадки начинаются с самого тела пресловутого solus ipse. Или же оное «Я» должно провозгласить себя бестелесным, вневременным, внепространственным, вечным, в вечности которого угасает различие настоящего, прошедшего и будущего. Но, однако, никто ещё не отваживался на такое «salto». Может быть, дело спасает всеобщее «Я»? Не «Я» солипсистов, а «Я» фихтеанского толка? Однако — увы! — при такой постановке вопроса исчезает вся привлекательность последовательности (quasi[45] — строго-эмпирической), которая отличает школу Беркли — Юма и их новейших сателлитов и лагеря позитивистического агностицизма и феноменализма. Ибо уже это-то «всеобщее „я“» (никак не есть «первоначально-данное», и его природа, как всеобщая абстракция интеллекта, как родовое сознание, ясна с первого взгляда. Оно, с другой стороны, является более прочным, ибо остальные эмпирические «я» приходят и уходят, а род остаётся. Но и тут не отделаться от тех же вопросов. А что было до человечества? И что же, вся история человечества — это, что ли, миф? И ко всем чертям нужно послать всю геологию, палеонтологию, биологию и всё прочее? Все свайные постройки, каменные топоры, лук и стрелы, копья, катапульты и баллисты, пирамиды, каналы, паровые машины, всю человеческую историю вообще?

Возвратимся снова к нашему solus ipse. Что он: он или она? Мужеского или женского рода? Или андрогин[46]?

Нам скажут: «фи! что за вопросы! что за глупости!». А почему? Если речь идёт о строгой (ха-ха-ха!) эмпиричности, то, между прочим, в сознании должно быть и влечение сексуального порядка (ибо эмоции, аффекты и проч. не отрицаются). Так вот, будем судить не по внешним признакам, а по «фактам сознания». Если скажут о мужском начале («М» Отто Вейнингера в «Пол и характер»), то, значит, есть и женщина вне сознания, реальная и настоящая. Если налицо Ж, то есть и мужчина. И т. д. А попробуйте-ка уклониться от этих вопросов! И здесь можно, конечно, некоторое время поломаться, сославшись на то, что такие вопросы «неуместны», и они де оскверняют белоснежные горные вершины мысли. Но это — дешёвое возмущение, это — извините — «благородство» шулера, пойманного с поличным.