Философские аспекты суфизма

мистическом опыте Ибн Араби от его отца, выразил желание

повстречаться с молодым человеком, которому в то время было

около 20 лет. При встрече с безбородым суфием знаменитый

философ, пристально взглянув на него, якобы сказал: «Да». И

в ответ услышал: «Да». Ибн Рушд был явно удовлетворен ответом, это доказывало, что юноша понял его невысказанные

вслух мысли и разделяет их. Но затем Ибн Араби добавил: «Нет». Аверроэс изменился в лице, побледнел и, как бы сомневаясь в собственных мыслях, спросил: «Какой способ решения

проблем нашел ты в результате полученных тобой божественного озарения и вдохновения? Схож ли он с тем способом, к которому мы пришли путем наших умозрений?» И Ибн Араби ответил: «Да и нет» 91.

Мы остановились на этих знаменательных встречах, ибо они

свидетельствуют, что и философы и суфии признавали как

сходство, так и различие во взглядах. Общим было признание

монистического единства бытия, и одно это уже ставило и тех

и других в оппозицию к исламскому вероучению, хотя, как говорилось выше, перипатетики понимали единство бытия в духе на-

27

туралистического пантеизма («бог есть совокупность сущего»), а суфии склонны были сводить все сущее к богу. Принципиальное различие их онтологических воззрений в значительной степени обусловливалось противоположностью метода, используя

который они пришли к осознанию единства бытия. В первом

случае монистические заключения были сделаны на основании

научного опыта, рационалистических спекуляций; во втором

единство бытия было «подсказано» интуицией, экзальтированными чувствами человека, ощущающего в мистическом опыте

свою неразрывность с природой и ее творцом.

Глава 2

МИСТИЧЕСКОЕ ПОСТИЖЕНИЕ ИСТИНЫ

Тайну тайн озаренный рубином вина постигает.

Глубь сердец, словно южное море, до дна постигает.

Видит тайну цветенья роз соловей предрассветный, Но едва ль книгочей свои свитки сполна постигает.

Хафиз

Я не всякому глазу доступен,

своей майи действием скрытый;

неизменен Я, вечен, Партха:

мир Меня, ослепленный, не знает.

Бхагавадгита VII, 25

Существование бога как абсолютного бытия, его «разли-

тость» в мире, единобытийность, выраженная в нераздельной

связи со всякой тварью на земле,— все это аксиоматично для

суфия, а потому он размышляет не столько над вопросами бытия, сколько над проблемами знания, возможностей и пределов

знания, путей и методов его реализации. При изложении онтологических взглядов исследователь располагает меньшим по

объему «иллюстративным» материалом (не случайно в предыдущей главе суфийская онтология излагалась преимущественно

на основе высказываний Ибн Араби, вероятно самого спекулятивного из суфийских мыслителей1). Для анализа же теоретико-познавательных воззрений мусульманских мистиков он уже

может обращаться не только к их трактатам, но и к богатейшему поэтическому наследию.

Можно ли постичь суть абсолютного бытия, Истину? Вот

кардинальный вопрос суфийской философии, на который дается

ответ неоднозначный «И да, и нет».

Прежде всего посмотрим, что означает это «нет». Бог-Истина непостижим разумом. Непознаваемость бытия согласуется с онтологическим толкованием мироздания как божественного проявления, манифестации: «Мир не существует сам по себе, он — существование Бога, так что мир никогда Его не

постигнет. В этом смысле Бог всегда остается неизвестным —интуиции ли, созерцанию,— ибо бренное не может охватить

вечного» (курсив наш.— М. С.) 2.

29

Чувственный опыт и основывающиеся на нем заключения

разума бессильны открыть Истину:

Разум — тень божья, бог — солнце:

Какую силу может иметь тень перед солнцем? 3.

О недостоверности, иллюзорности чувственно-рационального знания суфии говорят в образной форме, заставляющей

вспомнить платоновскую «пещеру». В «Маснави» Джалал ад-

Дина Руми есть притча о слоне, попавшем в темное помещение.

Желая понять, что за существо находится перед ними, люди

ощупывали его руками. Тронув хобот, один сказал, что это

водосточная труба, другой, потрогав ухо, заявил, что это

большое опахало, третий, наткнувшись на ноги, предположил, что это колонны, четвертый, пощупав спину, заключил, что перед ним большой трон. Притча завершается выводом о том, что

сведения, получаемые от органов чувств, поверхностны, неистинны. Разум, полагающийся на достоверность данных, сообщаемых ему органами чувств, неизбежно впадает в ошибку: Дымом страсти заволокло мой взор — я сказал: «Это — небо».

Глаза смежило неясной дремой, я же назвал ее: «Это — мир».

Страх засыпал мне глаза песком, я подумал,

что это — степь,

Вскипела слеза, я назвал ее бескрайним морем.

Полой одежды всколыхнуло воздух, я сказал,

что это — весенний ветер,

Погасло пламя, а я спьяна сказал, что настала

осень 4.

Ошибочность заключений чувств и суждений разума в том, что они способны узреть лишь тень, но не то, от чего эта тень

падает, т. е. не сущностное, а только феноменальное. Схватывая

множественное, чувства и разум не в силах дать знание единого, общего:

Глаза воспримут образ, имя — слух,

Но только дух обнимет цельный дух 5.

Недостоверность показаний чувственно-рационального опыта

объясняется также тем, что они испытывают побочное влияние