Если для реформаторов наиболее привлекательными в этом течении являются элементы антитрадиционализма, богатейший
«образный инструментарии», применяемый в целях обоеновапич
и стимулирования независимости индивида, то для С. X. Насра
и его единомышленников, напротив, элементы, позволяющие
удерживать о г социальной активности. По их мнению, именно
суфизм выражает истинную сущность вероучения, поскольку это
«центральная л самая мощная часть той волны, которая составляет откровение»48. Будучи религией Мухаммада. «суфийский
путь по своему характеру строго коранпческий» и в сравнении с
70
учением традиционных богословов «трижды более ортодоксален» 49.
Игнорируя пренебрежительное отношение суфиев к формальной стороне ритуала, а отсюда многочисленные примеры нарушения ими предписаний шариата (касающиеся молитвы, постз
и т. п.), С. X. Наср пытается убедить, что шариат — «основа
всякой истинно суфийской практики» Г)0. Акцептирование реформаторами направленности мистицизма на индивидуальный поиск истины консервативные идеологи называют «псевдомистицизмом» и подчеркивают особую роль духовного наставничества для доказательства значимости религиозного традиционализма: «Только традиционный авторитет может защитить душу
от великих опасностей, таящихся на пути того, кто хотел бы
взобраться на горные вершины без проводника, не идя протоптанным путем» 5’.
Исламский мистицизм преподносится как неизменное, вневременное знайке. «Строго говоря,—пишет С. X. Наср,—нег
нужды говорить об истории суфизма, потому что но своей природе он ее иметь не может». II в другом месте: «Обычнымл историческими мерками нельзя мерить происхождение и истоки
произведений какого либо суфийского автора, ибо на суфия…
вдохновение снисходит „вертикально” и :пе зависит от „горизонтальных” влияний» 52.
Отрицание исторической обусловленности суфийских идей и
их эволюции дает возможность Насру и его сторонникам не замечать различных течений и тенденций в исламском мистицизме, выхолащивать присущие ему позитивные элементы, привлечь его как средство для «спасения» мусульманской веры.
Рост сомнения в абсолютной истинности исламского закона, а
следовательно, и религиозной доктрины вообще побуждает ревнителей традиционного вероучения отыскивать и выделять в
исламе нечто непреходящее, не подверженное переменам. С
точки зрения С. X. Пасра, суфизм «не имеет временных границ… базируется на элементах реальности как трансцендентной, так и имманентной человеческой природе, реальности, которая не эволюционирует, не разрушается»53. И дальше: «Поскольку суфизм касается вечного и универсального, он остаетси
живым сегодня в той же степени, что и в любой прошедший
век» 54.
Подобного рода интерпретация в конечном счете преследует
цель представить ислам учением, не нуждающимся в переосмыслении и реформах; коль скоро мусульманский мистицизм, являющийся его «сердцевиной», универсально значим, то и мусульманская религия сохраняет свою абсолютную ценность.
Социальный смысл таких оценок суфизма, зачастую затемненный академической манерой изложения, становится, однако, явным в работах авторов, более прямолинейно высказывающих
свои взгляды. Сошлемся, в частности, на лекцию Т. О. Линга
«Религия без радикальной идеологии», опубликованную в виде
71
брошюры под названием «Исламская альтернатива фундаментализм}’» 55.
Профессор Манчестерского университета сделал очевидным
то. что тщательно пытались скрыть другие,— намерение определенных кругов в мусульманском мире, а в еще большей степени
за его пределами, использовать суфизм в качестве альтернативы фундаментализму, или, иначе, исламскому возрожденчеству.
Почему выбор пал на суфизм? Прежде всего потому, что всякое неисламское учение в нынешней ситуации, характеризующейся высоким накалом националистических и соответственно
антизападных настроений, будет отвергнуто в мусульманских
странах. Суфизм же — плод собственно исламской духовной
культуры; достоинства его усматриваются в том, что он якобы
аполитичен, призывает к уходу из мира, от земных дел и проблем. Он противопоставляется традиционному вероучению с его
острой политической направленностью (вплоть до признания
нераздельности религии и государства). «Именно в такое время
(имеется в виду обстановка после антишахской революции в
Иране.— М. С),-пишет Т. О. Линг,— аполитичная, созерцательная теология могла бы сыграть важную нейтрализующую
роль» 56. Он не скрывает опасений по поводу того, что, если альтернатива политической активности религиозного фундаментализма не будет найдена в самом исламе, не останется иного выхода, кроме секуляризма 57. Но именно это пугает тех, кто не
желает отказаться от религии по прагматическим соображениям, кто видит в религиозных идеях удобный способ санкционирования идеологических концепций, призванных воздействовать
на сознание верующих, обеспечить установление классового
мира.
История опровергает тезис об аполитичности суфизма: как
религиозно-философское течение (а не как индивидуальное проявление аскетизма, переживание мистического опыта) он играл