Философские исследования

171. Я мог бы использовать другие выражения, чтобы точно передать опыт, который переживаю, читая слово. Так, я мог бы сказать, что написанное слово внушает мне звук. – Или так: когда читаешь, зрительный образ и звук образуют единство – как если бы это был сплав. (Схожим образом, например, лица знаменитых людей и их имена сливаются воедино. Имя представляется мне единственно правильным для конкретного лица.) Ощущая это единство, я мог бы сказать, что вижу или слышу звук в написанном слове.

Но прочти несколько напечатанных предложений, как обычно делаешь, когда не задумываешься о понятии чтения; и спроси себя: испытал ли ты подобные ощущения единения или воздействия и пр. при чтении. – Не говори, что они подсознательны! И не следует соблазняться выражением «при ближайшем рассмотрении» применительно к этим явлениям. Если меня просят описать, как некий предмет выглядит издалека, я не сделаю описание более точным, рассказав, что можно заметить в нем вблизи.

172. Рассмотрим опыт состояния «быть ведомым» и спросим себя: в чем состоит этот опыт, когда, например, определяют направление нашего движения? – Представим следующие случаи.

Ты на игровой площадке, у тебя завязаны глаза, и некто ведет тебя за руку то влево, то вправо; ты постоянно готов к движениям его руки и сам переступаешь осторожно, чтобы не споткнуться при неожиданном рывке.

Или так: кто-то ведет тебя за руку против твоего желания, насильно.

Или: партнер ведет тебя в танце; ты стараешься подстроиться, насколько возможно, чтобы предугадывать его намерения и подчиняться легчайшему нажатию.

Или: кто-то ведет тебя на прогулку; вы беседуете и идете туда, куда идет он.

Или: ты идешь вдоль дороги через поле, просто следуя ей. Все эти ситуации схожи между собой; но что общего для всякого связанного с ними опыта?

173. «Быть ведомым – конечно, особый опыт!» – Ответ на это таков: ты думаешь об особом опыте «быть ведомым». Если я хочу понять опыт человека из одного из приведенных ранее примеров, человека, чье переписывание направлялось печатным текстом и таблицей, я воображаю «добросовестный» вид и так далее. Делая это, я придаю своему лицу особое выражение (скажем, добросовестного бухгалтера). Тщательность – важнейший элемент этой картины; в другой же важнейшим будет исключение собственной воли. (Но возьмем то, что обычные люди делают вовсе не задумываясь, и вообразим, что кто-то сопровождает это действие выражением – и почему не чувством? – дотошности, придирчивости. – Значит ли это, что он дотошен? Представим слугу, роняющего чайный поднос и все, что на нем, со всеми внешними признаками дотошности.) Если я воображаю подобный особый опыт, он представляется мне опытом сорта «быть ведомым» (или чтения). Но теперь я спрашиваю себя: что ты делаешь? – Ты разглядываешь каждую букву, строишь мины, тщательно пишешь буквы (и так далее). – Так в чем же опыт «быть ведомым»? – Здесь я хотел бы сказать: «Нет, не в этом; он нечто более внутреннее, более важное». – Как будто поначалу все эти более или менее несущественные процессы были скрыты особой атмосферой, которая рассеялась, когда я пристально посмотрел на них.

174. Спроси себя, как ты «обдуманно» проводишь линию, параллельную заданной – и в другой раз, тоже «обдуманно», линию под углом к первой. В чем заключается опыт обдумывания? Особое выражение лица, особый жест сразу приходят на ум – и хочется сказать: «Это лишь особый внутренний опыт». (И это, конечно, ничего не добавляет к сказанному.)

(Это связано с проблемой природы намерения, природы воли.)

175. Нарисуй на бумаге произвольный росчерк. – Теперь копируй его, и пусть он тебя направляет. – Я хотел бы сказать: «Разумеется, меня направляли. Но что касается характерного в том, что произошло, – если я скажу, что произошло, это уже перестанет быть для меня характерным». Но заметим следующее: пока меня направляют, все очень просто, я не замечаю ничего особенного; но впоследствии, когда я спрашиваю себя, что произошло, это кажется не поддающимся описанию. Впоследствии никакое описание не может меня удовлетворить. Как будто бы я не могу поверить, что просто смотрел, с таким-то и таким-то выражением лица, и провел линию. – Но разве я не помню ничего больше? Нет; и все же я чувствую, что должно быть что-то еще; в особенности, когда говорю себе такие слова, как «руководство», «воздействие» и тому подобные. «Да, конечно, – говорю я себе, – я был ведомым». – И лишь теперь возникает идея эфемерного, неощутимого влияния.

176. Вспоминая этот опыт, я испытываю ощущение, будто существенным в нем было именно «переживание влияния», связи – в противоположность любому простому совпадению явлений; но одновременно мне не следует именовать всякое испытанное переживание «опытом влияния». (Тут присутствует зачаток идеи о том, что желание не есть явление.) Я хотел бы сказать, что испытал «потому что», и все же не хочу называть любое явление «переживанием потому что».