Философские основы зарубежных направлений в языкознании

«что касается языка, то мы должны отличать науку от других фаз человеческой деятельности на основе соглашения о том, что наука будет иметь дело лишь с теми явлениями, которые доступны во времени и дислокации любому и всем наблюдателям (разрядка наша. – В.Б.)»[406].

Эта установка на наблюдаемость является чрезвычайно характерной и, более того, фундаментальной общеметодологической чертой американского дескриптивизма. На это, в частности, указывает Дж. Гринберг, подчеркивая, что в целом американская дескриптивная лингвистика – это система дескриптивных процедур в их приложении к непосредственно наблюдаемому[407].

Можно утверждать без какого-либо риска преувеличения, что тезис, отождествляющий понятие научности (а следовательно, и объективности) с понятием непосредственной наблюдаемости, является краеугольным камнем всего здания этого направления лингвистического структурализма.

Принятие этого тезиса в качестве исходного гносеологического постулата имело далеко идущие последствия. С одной стороны, он нашел свое проявление в том понимании языка как предмета языкознания, которое развивалось в дескриптивной лингвистике, а с другой стороны (через последнее и в связи с ним) – в системе предлагаемых эвристических процедур.

Сила указанного тезиса состоит прежде всего в том, что он требовал отказаться от псевдонаучных спекуляций, ориентировал лингвистов на исследование конкретных языковых фактов. Эвристическая значимость принципа наблюдаемости хорошо известна, например, в физике. П. Дирак специально подчеркивает, что наука «имеет дело лишь с наблюдаемыми вещами»[408], а П. Ланжевен отмечает, что

«теория (наука. – В.Б.) не должна содержать ничего такого, что не имело бы экспериментального смысла и не соответствовало опыту»[409].

Слабость этого тезиса предопределена его общеметодологической несостоятельностью, заключающейся в том, что принципу наблюдаемости здесь было придано гносеологическое значение, т.е. непосредственно наблюдаемое отождествлено с объективным. Но весь опыт логического освоения реальности человечеством свидетельствует об ошибочности такого отождествления. Непосредственное наблюдение утверждает истинность системы Птолемея – но объективной истиной является система Коперника. Непосредственное наблюдение говорит о том, что дневной свет является простым – однако объективно он является сложным. Лозунг ориентации лингвистического познания лишь на непосредственно наблюдаемое связан с установками субъективно-идеалистического толка, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В нем находит свое отражение гносеология одного из активнейших представителей прагматистской философии Д. Дьюи, призывавшего освободить ум от «метафизических предпосылок» и принять

«простые непосредственные факты: вот перед вами цветные, звучащие, страшные, привлекательные предметы природы, которыми мы наслаждаемся и от которых мы страдаем…»[410].

Надо сказать, что приведенное ранее высказывание Блумфилда, в котором формулируются принципы познания дескриптивной лингвистики, почти слово в слово повторяет «Постулат» радикального эмпиризма Джемса, гласящий:

«Нельзя допустить в качестве факта ничего… за исключением того, что может быть испытано в определенное время некоторым воспринимающим существом»[411].

И другими словами – esse est percipi.

«Требование, что точная наука в конце концов должна стремиться к описанию наблюдаемого, вовсе не является новым, – замечает Э. Шредингер, – вопросом является лишь то, должны ли мы будем отказаться связывать это описание с какой-либо ясной гипотезой о том, как в действительности (разрядка наша. – В.Б.) устроен мир. Многие (Sic! – В.Б.) хотят уже сегодня заявить об этом отказе. Но мне кажется, что тем самым мы несколько уклоняемся от трудностей»[412].