Философский постгуманизм

Что такое евгеника? Этот термин, придуманный в 1883 году выдающимся английским эрудитом и троюродным братом Чарльза Дарвина сэром Фрэнсисом Гальтоном (1822–1911), образован словами «eu» (греческое «добро» или «благо») и «genos» (то есть «раса, род, потомство»). По словам Кеннета Гарвера и Беттли Гарвер, евгенику можно определить как «науку, занимающуюся всеми воздействиями, которые улучшают врожденное качество человеческой расы, особенно путем контроля наследственных факторов» [Garver, Garver, 1991, p. 1109]. Иногда проводят важное различие между «негативной» и «позитивной» евгеникой; впервые этот вопрос был поднят в статье «Развитие евгенической философии» [Osborn, 1937] американским сторонником евгеники Фредериком Осборном (1889–1981). Согласно этому взгляду, «негативную евгенику» можно определить как «систематическую деятельность, являющуюся следствием определенного решения или программы, нацеленную на минимизацию передачи генов, считающихся вредными» [Garver, Garver, 1991, p. 1109], тогда как «позитивную евгенику» можно определить как «систематическую деятельность, являющуюся следствием определенного решения или программы, нацеленную на максимизацию передачи генов, считающихся желательными» [Ibid.]. Важно отметить, что две эти формы евгеники не так-то легко отделить друг от друга, и что в истории они обычно практиковались одновременно. История негативной генетики, как известно, запятнана расизмом, геноцидом и эйблизмом. Например, евгеническое движение было одним из главных источников вдохновения в нацистской Германии[290], так что «для понимания немецкого евгенического движения необходимо восстановить его взаимосвязь с программами расовой гигиены, эвтаназии, принудительной стерилизации и геноцида» [Ibid., p. 1112]. Но результаты, окрашенные эйблизмом, известны и по истории позитивной евгеники, тогда как некоторые широко распространенные сегодня медицинские практики могут считаться негативной евгеникой.

Давайте вспомним о пренатальной диагностике и скрининге на синдром Дауна, который в Европе и США привел к существенному сокращению числа детей, рождающихся с подобным синдромом. С одной стороны, у будущих родителей должно быть право протестировать зародыш на синдром Дауна, если они того хотят: результаты теста могут помочь принять обоснованное и ответственное решение сохранить беременность или прервать ее. Проблема, по словам многих активистов с ограниченными возможностями, таких как Марша Сакстон, в том, что «некоторые медики и представители медицинских учреждений продвигают пренатальную диагностику и аборты с намерением исключить определенные категории людей с ограниченными возможностями, например, людей с синдромом Дауна и моей собственной инвалидностью, расщеплением позвоночника» [Saxton, 2006, p. 107]. Другими словами, если тест дает позитивный результат, предоставление такой информации родителям может стать приглашением прервать беременность; или же, если они все же принимают решение ее сохранить, предупреждением, которое говорит: вы в самом деле хотите продолжить? Подразумевается, конечно, что так делать не нужно. Здесь как раз и встречаются друг с другом позитивная и негативная евгеники, в социальном и медицинском протоколе, который может подспудно поддерживать практики дискриминации. Феминистка и биолог Рут Хаббард в своей статье «Аборт и инвалидность: кто должен и кто не должен населять мир?» [Hubbard, 2006], посвященной инвалидности и правам на репродукцию, указывает: «Никто сегодня не говорит прямо, что людей определенного типа надо убить; они просто не должны рождаться» [Ibid., p. 101]. При рассмотрении темы дизайнерских детей надо помнить об этих проблемных сторонах данного вопроса.