Финансист

The vigor of youth-those first years-had made up for so many things, but now that he had her safely...	Юношеский пыл в первые годы их совместной жизни заставлял его на многое закрывать глаза, но теперь, когда она уже безраздельно принадлежала ему...
There came in this period the slow approach, and finally the declaration, of war between the North and the South, attended with so much excitement that almost all current minds were notably colored by it.	В эту пору медленно надвигалась и наконец была объявлена война между Севером и Югом, вызвавшая такое возбуждение умов, что все, казалось, были поглощены только ею одной.
It was terrific.	Вначале творилось нечто невообразимое.
Then came meetings, public and stirring, and riots; the incident of John Brown's body; the arrival of Lincoln, the great commoner, on his way from Springfield, Illinois, to Washington via Philadelphia, to take the oath of office; the battle of Bull Run; the battle of Vicksburg; the battle of Gettysburg, and so on.	Затем начались митинги, многолюдные и бурные; уличные беспорядки; инцидент с останками Джона Брауна[8]; прибытие Линкольна, этого великого народного трибуна, в Филадельфию, проездом из Спрингфилда (штат Иллинойс) в Вашингтон, где он должен был принести присягу и вступить на пост президента; битва при Булл-Рэне, битва при Виксберге; битва при Геттисберге и так далее, и так далее.
Cowperwood was only twenty-five at the time, a cool, determined youth, who thought the slave agitation might be well founded in human rights-no doubt was-but exceedingly dangerous to trade.	Каупервуд был в это время двадцатипятилетним молодым человеком, хладнокровным и целеустремленным; он считал, что пропаганда против рабства с точки зрения человеческой может быть и вполне обоснованна, даже несомненно так, но для коммерции крайне опасна.
He hoped the North would win; but it might go hard with him personally and other financiers.	Он желал победы Северу, но знал, что и ему и другим финансистам может прийтись очень туго.
He did not care to fight. That seemed silly for the individual man to do.	Сам он не имел охоты воевать - нелепое занятие для человека с ярко выраженной индивидуальностью.
Others might-there were many poor, thin-minded, half-baked creatures who would put themselves up to be shot; but they were only fit to be commanded or shot down.	Пусть воюют другие, на свете достаточно бедняков, простаков и недоумков, готовых подставить свою грудь под пули: они только и годятся на то, чтобы ими командовали и посылали их на смерть.
As for him, his life was sacred to himself and his family and his personal interests.	Что касается его, то свою жизнь он считал священной и целиком принадлежащей семье и деловым интересам.
He recalled seeing, one day, in one of the quiet side streets, as the working-men were coming home from their work, a small enlisting squad of soldiers in blue marching enthusiastically along, the Union flag flying, the drummers drumming, the fifes blowing, the idea being, of course, to so impress the hitherto indifferent or wavering citizen, to exalt him to such a pitch, that he would lose his sense of proportion, of self-interest, and, forgetting all-wife, parents, home, and children-and seeing only the great need of the country, fall in behind and enlist.	Он помнил, как однажды, в час, когда рабочие идут домой с работы, по одной из улочек лихо промаршировал небольшой отряд вербовщиков в синих мундирах. Барабанный бой, развевающееся знамя Соединенных Штатов - все это, конечно, преследовало одну цель: потрясти душу доселе безразличного или колеблющегося гражданина, наэлектризовать его так, чтобы он утратил чувство меры и самосохранения и, памятуя лишь о том, что он нужен стране, позабыл все - жену, стариков, дом и детей и присоединился бы к отряду.