Финиас Финн, Ирландский член парламента

Потомъ онъ отошелъ къ ковру передъ каминомъ и сталъ спиною къ ней. Вайолетъ, будучи такимъ образомъ брошена сѣла на диванъ. Она не могла теперь опровергать горячаго увѣренія, которое онъ произнесъ насчетъ своего успѣха. Это была правда. Она сомнѣвалась, сомнѣвалась, сомнѣвалась. Но теперь она не должна была сомнѣваться болѣе. Она была совершенно увѣрена, что можетъ любить его. Она могла сдѣлать его совершенно счастливымъ, увѣривъ его въ этомъ; а что касается другого вопроса, того страшнаго вопроса, можетъ ли она положиться на него — теперь ей лучше не говорить ничего и думать какъ можно меньше. Она сдѣлала важный шагъ и почему же ей не быть любезной къ нему? Но какъ она будетъ любезна къ обожателю, который стоитъ къ ней спиною?

Минуты черезъ двѣ онъ опомнился и обернулся. Увидѣвъ, что она сидитъ, онъ подошелъ къ ней и сталъ на колѣни у ея ногъ. Потомъ опять взялъ ея руки въ третій разъ и взглянулъ ей въ глаза.

— Освальдъ, вы на колѣняхъ! сказала она.

— Я не преклонилъ бы колѣно передъ принцессой, отвѣчалъ онъ: — чтобы просить у нея половину трона, но я буду стоять на колѣняхъ передъ вами цѣлый день, если вы мнѣ позволите, въ благодарность за даръ вашей любви.

— Вотъ человѣкъ, который не умѣетъ говорить!

— Мнѣ кажется, теперь я могу говорить цѣлый часъ, когда вы будете моей слушательницей.

— О! но и я также должна говорить.

— Что же вы скажете мнѣ?

— Ничего пока вы стоите па колѣняхъ. Какъ-то неестественно, чтобы вы стояли на колѣняхъ. Вы похожи на Самсона съ отрѣзанными волосами или па Геркулеса съ прялкой.

— Такъ лучше? спросилъ онъ, вставая и обнимая ее рукой.

— Ваше намѣреніе серьезно? спросила она.

— Я не думалъ, чтобы вы могли сомнѣваться въ этомъ. Вы мнѣ не вѣрите?

— Вѣрю. И вы будете добры?

— А — этого я не знаю.

— Постарайтесь, и я такъ нѣжно буду васъ любить! Нѣтъ, я уже люблю васъ нѣжно, люблю, люблю!

— Скажите это опять.

— Я скажу это пятьдесятъ разъ — пока вамъ надоѣстъ слушать.

— Какая великая перемѣна! сказалъ онъ, вставая и начиная ходить по комнатѣ.

— Но перемѣна къ лучшему, не такъ ли, Освальдъ?

— До такой степени къ лучшему, что я самъ себя не понимаю въ моей новой радости. Но, Вайолетъ, мы не будемъ медлить, не такъ ли? Для чего ждать теперь, когда все рѣшено?

— Конечно, лордъ Чильтернъ. Назначимъ — черезъ годъ.

— Вы смѣетесь надо мной, Вайолетъ?

— Помните, сэръ, что прежде всего вы должны написать къ вашему отцу.

— Подите сюда, сказалъ онъ: — вы должны продиктовать мнѣ.

Но она отказалась, говоря ему, что онъ долженъ написать письмо къ отцу изъ собственной головы и изъ собственнаго сердца.

— Я не могу писать, сказалъ онъ, бросивъ перо: — кровь моя такъ кипитъ, что я не могу справиться съ моей рукою.

— Вы не должны быть такъ пылки, Освальдъ, а то мнѣ придется жить въ вихрѣ.

— О! я усмирюсь, я сдѣлаюсь такъ степененъ, какъ старая лошадь. Я такъ буду смиренъ въ упряжи, какъ будто меня пріучили къ этому съ четырехъ лѣтъ. Желалъ бы я знать, не напишетъ ли Лора это письмо.

— Я думаю, Освальдъ, что вы сами должны написать его.

— Если вы прикажете мнѣ, я напишу.

Приказать вамъ! Не мнѣ приказывать вамъ. Развѣ вы не знаете, что въ этихъ новыхъ хлопотахъ, которые вы принимаете на себя, вы должны приказывать мнѣ во всемъ, а я обязана исполнять ваши приказанія. Не кажется ли вамъ это ужасно? Я удивляюсь, какъ какая-нибудь дѣвушка можетъ выходить замужъ.

— Но вы рѣшились выйти за меня теперь?

— Да.

— И раскаяваетесь?

— Нѣтъ, и постараюсь исполнять ваши приказанія; по вы не должны поступать со мною грубо и свирѣпо; вы не будете, Освальдъ?

— Во всякомъ случаѣ я не буду такъ поступать, какъ Кеннеди съ бѣдной Лорой.

— У васъ не такой характеръ.

— Я буду стараться всѣми силами. Во всякомъ случаѣ вы можете быть увѣрены, что я васъ буду любить всегда. Столько хорошаго о себѣ, если только это хорошее, я сказать могу.

— Это очень Хорошо, отвѣчала она: — это лучше всего. А

теперь я должна идти. И такъ какъ вы уѣзжаете изъ Лефлинтера, я съ вами прощусь. Когда я буду имѣть честь и блаженство опять увидѣть ваше сіятельство?

— Скажите мнѣ жилое слово прежде чѣмъ я уѣду, Вайолетъ.

— Я… люблю… васъ… больше… всѣхъ на свѣтѣ и имѣю намѣреніе… быть вашей женой… когда-нибудь. Неправдали, сколько милых словѣ?

Онъ не остался въ Лофлинтерѣ, Хотя его просили и Вайолетъ и сестра, и хотя, какъ онъ признавался, у него не было нигде никакого особеннаго дѣла.

— Не къ чему скрытничать, я не люблю Кеннеди не люблю быть у него въ домѣ, сказалъ онъ Вайолетъ.

Потомъ онъ обѣщалъ, что онъ будетъ въ Сольсби этою зимою. Онъ хотѣлъ ночевать въ Карлилѣ и оттуда написать къ отцу.

— Ваша кровь можетъ быть не будетъ такъ волноваться въ Карлилѣ, сказала ему Вайолетъ.

Онъ покачалъ головой и продолжалъ объяснять свои планы. Онъ поѣдетъ въ Лондонъ, а оттуда въ Уиллингфордъ и тамъ будетъ ждать отвѣта отца.

— Нѣтъ никакой причины, почему мнѣ лишаться охоты, сказалъ онъ.

— Пожалуйста не лишайтесь для меня пи одного дня, сказала Вайолетъ.

Какъ только онъ получитъ отвѣтъ отъ отца, онъ исполнитъ его приказаніе.

— Вы поѣдете въ Сольсби, сказала Вайолетъ: — вѣдь вы можете охотиться и въ Сольсби.