Фирс Фортинбрас

– Пять серий, товар лицом. Продукт как на ладони. Это было ужасно, Никита. Он только не топал ногами. Не могу рассказывать. Сделаем скидку на то, что в этом деле не смыслит. Решил, что народ не поймёт. Слишком интеллигентно, одни разговоры. Послал меня в жопу вместе с Бергманом. Идиот. Извини, Никита, он гений. Но в нашем деле он идиот. И тем не менее.

Тут Буткевич опять предложил – в рабочем порядке, без всякого тоста.

– И тем не менее, – повторил, закусив. – Нам надо с этим считаться. Ты единственное, что ему понравилось. Единственное!

Не зная, как отнестись к этому, я плечами пожал.

– «Феликс, посмотри, какие герои!» А он мне на это: «Недоумки, бездельники, бестолочь, только один занят делом – это тот, с колбасой».

– Неужели?

– Ещё как неужели! Ты его восхитил. Особенно твой жест кистью руки. Когда первый раз появляешься, помнишь?

Я не помнил, что я делал рукой, когда первый раз появился.

– Ну как же? Неожиданно резко. Словно перевернул страницу. Как-то так… Не получается. Покажи.

– Так?

– Похоже… Похоже…

– Или так?..

– Так! И как-то мизинцем ещё…

Я попробовал. Получилось?

– Вот! То самое! Очень похоже! Не поверишь, он четыре раза смотрел, как ты это рукой… Вы не масоны? Шутка. Шутка, шутка, Никита. Я, конечно, многого не понимаю, но ты его восхитил. За что спасибо тебе. Когда бы не ты, боюсь, всё бы накрылось.

– Честно сказать, я поражён.

– Вот и я ждал чего-то другого. Тем не менее. В целом он прав. Надо больше динамики. Больше движений, поворотов, скачков. Но должна быть ещё и константная роль. Чтобы в ней ничего не менялось. Мир сотрясается, рушатся семьи, всё неопределённо и зыбко, и только ты со своей колбасой появляешься и проходишь. И взираешь на всё с высоты своего роста.

– В каждой серии? – Я не поверил.

– Разумеется.

– Это Феликс придумал?

– Феликс придумал. А я предложил ввести образ рассказчика. Немного кондово, но технологично. Старый добрый приём. Голос за кадром. Он всё объяснит. Свяжет несочетаемые эпизоды. Освободит от швов. Двинет сюжет. Свяжет прошлое с настоящим. Страшно продуктивный приём. Где раньше мы были? Надо было с этого начинать. А Феликс – гений, ты уж поверь. Сразу врубился – кого назначить рассказчиком. А ты? Ты врубился, кто рассказчиком будет?

– Кто?

– Ты, тугодум! Почему не врубаешься? Он назвал тебя сам!

– Меня, – хотел я уточнить, – или моего героя?

– Какая разница! Мы все заодно! Так это ж прекрасно, Никита! Действительно здорово! Ты появляешься в разных местах со своей колбасой, визуально обозначаешься, а потом – всю серию – твой голос за кадром! По-моему, блеск!

– То есть… весь сериал обо мне?

– Не весь! Но твоими глазами! Слушай! Не надо замыкаться на две-три семьи, расширим круг персонажей. Где бы ты ни появился, в различных домах или офисах со своей колбасой, везде что-то будет случаться…

– Вы не забываете, что она ворованная?

– Именно! Знак времени. Мы снимаем о сегодняшнем дне. Всё продаётся! Даже то, что плохо лежит! А эти пять серий – перемонтируем. Начнём с конца третьей – как ты появился впервые. Потом запишем твой голос закадрово. Марьяна придумает текст.

Он замолчал, спохватившись. Накрыл ладонью глаза и так сидел больше минуты. Потом стал резать ножом печёную утку.

– Поговори с ней, Никита. Верни её в сериал. У неё истерика. Я понимаю – нервы. Усталость. Мы будем ей помогать. Я сам кое-что способен придумать. Успокой. Она тебя слушает. Ты знаешь подход.

Голова кружилась моя, что у того чижика-пыжика.

– Не сегодня, – сказал.

– Сегодня нельзя. И ещё. С тобой хочет встретиться Феликс.

18

Рассказать о нашем первом занятии (четыре месяца назад – то есть через годы и годы после описываемых событий)?

С. А. прочитал нам вводную лекцию, маститый писатель сразу тайны раскрыл, о чём опасно писать.

– Поймите меня правильно, в литературе запретов нет, и наши классики потому и классики, что преодолевали запреты. И всё же я обязан вас предостеречь от ложных и опасных движений. Просто есть зоны риска – когда может не получиться. Во-первых…

(Тут мы приготовились конспектировать.)

Во-первых, не надо писать о собственных творческих кризисах. Тема исчерпана до самого дна.

Во-вторых, не надо писать про то, как вы пишете, и в частности про то, как вы пишете то, что пишется вами в данный момент. Процесс описаний письма описан сонмом писателей. Хватит.

В-третьих, не вздумайте описывать свою писательскую среду, если даже у вас что-то есть ей подобное. Скучнее придумать нельзя ничего.

В-четвёртых, избегайте описывать путешествия, если, конечно, вы не работаете над путеводителем. Травелоги приелись.

В-пятых, не вызывайте искусственно у читателя жалость, не мучьте в своих сочинениях детей и животных ради определённых читательских эмоций. Да и просто сказать – избегайте сильных эмоций, битья посуды.

И кстати, это в-шестых, если ваш герой не человек, а животное – кот, собака, петух, крокодил, черепаха, медуза, ворона, ягнёнок, – ни в коем случае не пишите от первого лица, это очень банально.

И вообще оставьте в покое этих несчастных животных. Про них уже всё до вас написали… Это в-седьмых.

А также детей.