Фирс Фортинбрас

Обнажить приём – это риск. Насилие над восприятием. Нам С. А. разъяснял каверзы процедуры.

А с другой стороны… Взять и вломиться внезапно в свой текст со всей тяжестью авторского самоприсутствия, да ещё с куском повседневной действительности, – и обобщить? Это ль не праздник?

Кстати, вопрос: праздник или рутинная необходимость?

Мне как актёру это вдвойне интересно.

Поступаю, как поступаю, не без ученической робости (думаю, понятной другим), но и не без самоуверенности – последнее мне внушено всем ходом коллективного обсуждения этой главы.

Да, глава обсуждалась. Каждый вдосталь на ней порезвился, никто не пренебрёг приглашением к ролевой игре, похожей на кастинг с обратной связью. Варианты, советы, протесты… Осмеяние и похвалы. Странно, не так ли? Я же о личном, ничего, кроме личного, тут, ан нет, нашли что отутюжить – да ещё с каким увлечением! Мною побыть захотели. Роль меня на себя каждый примерил, как если бы я был не я, а свой же пиджак. И иная одежда. Сам я зрителя роль исполнял. Наблюдал клоунаду переодевания. Что тут скажешь? Самодеятельность, и ничего более.

Но поучительно. Как поучительна любая промывка мозгов. Взгляд со стороны необходим. С. А. спросил: «А где Фортинбрас?» – «В этой главе он не нужен». – «Вот оно что, – отозвался С. А. (он редко спорит со мной). – Если так, то конечно».

Увлекательно следить за приключением текста. От первоначального замысла всё куда-то ушло. Текст перетоптан, изрыт – ногами коллег, меня танцевавших. Потом разбирался – с учётом замечаний С. А. к многочисленным их замечаниям. Ну и вот.

Какой она получилась.

(Эта глава, имелось в виду.)

21

Знакомство состоялось на квартире Буткевича. Феликс, уже говорилось об этом, жил с ним в одном доме и даже в одном подъезде. Внизу вахтёр сидел. Дом не простой.

Пришёл я, как и договаривались, к семи, руководителя фонда ещё не было, продюсер усадил меня на кухне пить чай в компании своей старенькой мамы, ей 92 года. Бодрая, говорливая, сказала, между прочим, что тоже приглашена в сериал, «буду с вами сниматься».

Сын её всё время отлучался кому-то звонить.

Я заметил в квартире большое количество изделий из кожи – коврик у двери, тапки под вешалкой (в виде собачек), кожаные подушки на диване… Даже у мебели на ножках наличествовали кожаные подкладочки, чтобы не царапался пол.

В полвосьмого Буткевич открыл дверь человеку, явившемуся без верхней одежды и в кожаных тапочках (я видел из кухни, как он входил). Оба немедленно последовали в комнату и закрыли за собой дверь, а я ещё несколько минут говорил со своей сочаёвницей (на ней, кстати, был кожаный фартук, наверное, тяжёлый), пока наконец не появился Буткевич и не сказал:

– Час пробил.

Вместе вошли; человек в кожаных тапочках (на мне были такие же) поднялся с кресла, протянул руку и, опередив Буткевича, готового нас познакомить, резко произнёс:

– Феликс.

– Илларионович, – добавил Буткевич.

– Феликс, – повторил Феликс.

Я, естественно, сказал, что я Никита.

Феликс и Буткевич показались мне одного возраста.

– Вот и прекрасно. Общайтесь.

Хозяин вышел из комнаты. А мы, погрузившись в глубокие кресла, посмотрели друг другу в глаза да так и застыли – началась битва в гляделки. Расстояние между нами было метра полтора, не больше. Вызов мне бросил он, а я принял.

Внешность Феликса очень легко описать – достаточно сказать, что он похож на Лаврентия Павловича Берию. Только отсутствовало пенсне.

Одновременно Феликс был похож на одного возрастного актёра из нашего ТЮЗа, образовательные спектакли с которым специально посещала малолетняя шантрапа, чтобы целиться ему на лысую голову лазерной указкой.

Внезапное сострадание к той голове ни в чём не виноватого человека, честно исполнявшего свой профессиональный долг, спроецировалось на эту, на меня глядящую голову, ощущение было столь сильным, что мне померещился даже точечный след от лазерного прицела на гладкой коже этого лба – чуть выше оси моего прямого взгляда…

Мы продолжали глядеть друг другу в глаза, я дал себе установку не только выдержать, но и передюжить самоуверенный взгляд Феликса, и одновременно я не мог освободиться от мысли о том актёре, и в моём восприятии невольно рисовалась неотчётливым пятнышком притягательная для неведомых угроз мнимая цель на лысине Феликса. Он как будто сам почувствовал что-то неладное, потому что неожиданно резко, словно приговорил комара, провёл ладонью по голове, как раз по этому месту, смахнув точку прицела. Я перестал воображать её, а он отвёл глаза, достал платок и высморкался.

– Распознаю` с первого взгляда. Первое впечатление меня никогда не обманывает. Я не ошибся. Да, это так, с вами можно иметь дело.

Я, соглашаясь, опустил глаза.

– Где мы могли встречаться?

– Может, вы видели спектакль со мною?

– Нет, это исключено.

– Новогодние ёлки, массовые мероприятия?

– Вас много.

Вот это да! Давно ли те же слова слышал я от Марьяны?

Или это он имел в виду другое, не меня лично много, а нас – нас много – таких, как я?