Фирс Фортинбрас

Не рассказывал – было время, я подрабатывал Петром Великим на пристани. Это у нас называется «петрить» – навязываться приезжим туристам в образе Петра Первого для совместного фотографирования. Теоретически он мог меня видеть в зелёном камзоле, но вряд ли фотографировался со мной – во всяком случае, об этой странице своей творческой биографии я не стал сообщать.

– Вы меня в сериале видели. В третьей, четвёртой и пятой.

– Полагаете, у меня маразм? Если бы не видел, вы бы тут не сидели. Кстати, почему вас только с третьей задействовали?

– Вопрос не ко мне.

– Это ошибка. Я сказал Роману.

– Он, кажется, внял.

– «Внял»! Богатый язык, – похвалил Феликс. – У вас бывает дежавю?

– Редко.

– Естественно, редко. Если часто, значит, психически нездоров. А вы, несомненно, вменяемы. Я ценю адекватность. Вам Роман уже всё рассказал?

– Полагаю, не всё, но что-то.

– Вот это хороший ответ! Дружище, вас мало ценят. Роман, к сожалению, напортачил. Увлёкся бесцельным сюжетом. А я требую помнить о цели. У нас великая цель. Сериал – только средство. Одно из многих и не самое главное. Далеко не главное. Я полгода провёл в Экваториальной Африке, вот где надо было снимать сериалы. Документальные. Про наши успехи, победы. Не представляете, как им там повезло. Голод, гражданские войны, печень врага – и вдруг долгая жизнь, долгая молодость. Тут говорят, полгода не срок для таких испытаний? А если я вам скажу – по большому секрету! – что испытания идут с начала семидесятых? А сколько, по-вашему, надо испытывать субстрат, когда вы дело имеете с условным бессмертием? Всего-то и требуется политическое решение. И оно будет. У меня поддержка в Государственной Думе. Вы смотрите «Парламентский час»? Рекомендую. Глядите на лица. На манеру говорить, себя проявлять. Следите за изменениями. Не все там стареют. Некоторые – наоборот. Сами поймёте кто. Посмотрите внимательнее… Это мы всё проведём. А дальше – реклама, маркетинг. Вот тут сериал мог бы помочь. Роман! – Он громко позвал. – Сколько я серий обещал оплатить?

Вошел Буткевич.

– Феликс, двенадцать.

– Двенадцать. Дальше – на самоокупаемость. Чтобы не расхолаживались. Деньги – не проблема. Когда ставки такие! Проблема – в расхолаживании. И так везде! И так во всём! Роман, ты не согласен?

– Ну что ты говоришь? Конечно, согласен. Не волнуйся, исправим, скорректируем, переделаем, в конце концов. Никита будет ключевой фигурой, как ты хотел. Автор этим займётся. Она согласна.

Я не знал, что Марьяна согласна.

– Согласна? – спросил.

– Разговаривал утром. Согласна, не спорит. Да ты же сам её убедил. За что, кстати, спасибо. Никита молодец, дар у него убеждения, – обратился Буткевич к Феликсу.

– Предчувствия меня не обманывают, – отозвался Феликс. – А с авторами сам разбирайся, твоя территория. – Потом повернулся ко мне: – Никита, вы мне нравитесь. Ваше спокойствие, безмятежность. И тот жест рукой.

Я показал.

– Отлично! Что надо.

– Мне кажется, он даже слишком спокоен, – сказал Буткевич. – В некотором смысле, скрытен.

– Вот это и ценно!

– Как много, – сказал я, – узнаёшь о себе. – И чтобы опровергнуть их тезис о скрытности, позволил себе откровенность: – Скрытным у нас в семье считается мой брат. А я экстраверт. – Потом добавил: – Актёр.

– Да хоть стриптизёр, – сказал Феликс, – это не отменяет скрытность.

– Возможно. Я иногда никого не играю – так может показаться со стороны. Но это значит, что я скрываю саму игру. Считайте, что я играю Штирлица.

(Вероятно, я пытался играть Тихонова, играющего Штирлица.)

– Вот тебе сериал, а что ты снимаешь? – обратился Феликс к Буткевичу.

– Скрытный-то скрытный, – пробормотал Буткевич, – а потом как шарахнет бутылкой по голове.

– Это Мюллера, что ли? – спросил Феликс.

– Холтоффа, – сказал я.

– О как классику знает! Не помню за что?

Я тоже не помнил.

– А в вас что-то есть от Штрилица. Не пойму только, что именно.

– Так скрытность же! – воскликнул Буткевич. – Ничего, он ещё покажет харизму.

– По обстоятельствам, – сказал Феликс, – по обстоятельствам. Сознайтесь, Никита, вы не верите в нашу затею?

– В то, что получится сериал?

– Выше, выше! Сознайтесь, не верите в наши разработки?

– Ну почему же, – сказал я уклончиво.

Верю, не верю – какая им разница.

– Надо ему показать что-нибудь. Интервью с Маевским… У тебя есть кассета?

– Сразу вот так? Без подготовки?

– Пусть знает.

– Не испугается?

– Да вроде не трус.

В руках Буткевича образовалась кассета.

– Там немного о другом, – сказал Феликс, – но главное вы поймёте – насколько всё это серьёзно. Просто для общего понимания.

Он явно хотел произвести эффект.

Эффект на меня, чтоб не соврать, уже произвёл видак, по крайней мере, своим дизайном (видеомагнитофон, он же видик).

Буткевич открыл дверцу-панель и вставил кассету.

– Профессор Маевский, – сказал Феликс. – Наш мозг. Был. К сожалению, был.

– Катя тоже не с нами, – обронил Буткевич.

– Невелика потеря.

– Как сказать, как сказать…

Седобородый старик в белом халате и невероятно красивая девушка – оба сидели за столиком в помещении, напоминающем школьный кабинет биологии.