Фирс Фортинбрас

Мне не понравился его язвительный тон. Папка была старосоветской, в коленкоровом переплёте, и что удивительнее всего, она была перевязана крест-накрест обыкновенной верёвочкой. Что имело, по-видимому, значение: эта идентичная верёвочка свидетельствовала о неприкосновенности объекта с тех давних времён, когда ею воспользовались.

Я убрал папку в кейс, который мне перед встречей выдал Феликс, заранее предугадавший счастливый итог переговоров. На этом таковые и завершились.

В машине Феликс забрал у меня кейс и положил себе на колени – он сидел рядом с водителем. Проверять содержимое папки не находил нужным. Был очень доволен.

– Вы их убили, Никита. Убийственный результат. Будут локти кусать. Их право.

Он, конечно, знал, о чём говорил, а я и сейчас не знаю, что это было.

25

Казалось бы, всё хорошо складывается. Чем плохая неделя? Вот эта «стрелка» прошла как нельзя удачно – допустим, о её выдающемся успехе, меня мало касающемся, я могу судить только по реакции Феликса, но всё равно, здорово же, что без эксцессов!

Я получил от него гонорар – флакон эликсира. Вручён мне был этот чудесный предмет с самым серьёзным видом. И напутствием: «При вашей телесности – четыре капли на голодный желудок – не более». Ну и прекрасно – поблагодарил и положил его в карман сумки, которую обычно таскал с собой на плече, – в мой отдел забываемой мелочи. Деньгами, конечно, было бы предпочтительнее, на худой конец – лазерным принтером, но хрен с ним, работу свою, честно сказать, я не ценил высоко.

Главный итог: в пятницу выписка Рины, ну да – костыли, ещё недельку надо их потерпеть, перелом пальца дело такое – пока заживёт, но главное, что от тех безобразий и следа не осталось, отёка как не бывало – ни рук, ни лица! Я в честь её возвращения торт шоколадный купил, небольшой (большой нам не съесть). Красивая, жизнерадостная, здоровая – чего ещё надо?

А сам я на этой неделе, пока в больнице была, снимался три раза.

Марьяна в тонус вошла – и не остановить автора! И Буткевич как заводной. Едва за ней успевает.

А Феликс угомонился. Это ж прекрасно. Правда, по-прежнему он требует жертв. Но без огульной критики!

В эти дни, пока Рина в больнице была, мне стало казаться, что сериал получается. Новых трёх серий я теперь мог прочитать целиком сценарии. Нормально, нормально. Темы известные – отцы и дети, супружеские измены, скелеты в шкафу, тайны рождения и всё такое, наш ответ «богатым», которые «тоже плачут», клюква, конечно, но обусловленная рамками жанра, и даже не без иронии над собой, – в общем, вполне сносно. Отдельные эпизоды просто хороши. Задушевные разговоры, без пафоса, но которые трогают даже самое чёрствое сердце. Умеет Марьяна, умеет. Смерти, навязанные инвестором, тоже нашли у неё оправдание, хотя бы эмоциональное, – персонажи сами не могут понять, что происходит вокруг, удивляются этому (а когда герой удивляется, сразу же хочется верить ему): стал загибаться народ. Так это же правда. И мы все о том же. Смертность у нас действительно подскочила.

Буткевич задействовал свою престарелую маму, а Хунглингер дал на съёмки отца-старика, возвратив его с дачи и поселив в его же квартире, по сути, на съёмочной площадке (словно на съёмной жилплощади). Так образовалась чета старых родителей Мих Тиха, готовых отметить свою бриллиантовую свадьбу. Очень он удивился (реальный Мих Тих), когда узнал, что не сирота в своём пожилом возрасте. И были не правы те, кто думал, что вводят в сериал стариков как лёгких жертв капризов Феликса, наоборот, согласно его директивам, так задавалась тема долголетия. Марьяна придумала, как обозначить присутствие стариков в жизни других героев, и написала для них щадящий эпизод. Мама Буткевича бойко сыграла, почти с азартом, а папа Хунглингера немножечко плыл. Но голова у него в целом работала, он помнил из дореволюционного детства.

Мне как актёру, может быть, не хватало яркости в придуманной для меня роли. Но и в этой была своеобразная прелесть. Я в каждой серии являлся нежданно-негаданно – всегда с ворованной колбасой. Ставил героев перед нравственным выбором. Было во мне демоническое начало. Я персонаж-искуситель.

Мы много говорили с Марьяной об этом – обо мне – в смысле о моём герое – в смысле о герое, конечно, её, потому что она автор. Она вслед за Феликсом увидела в нашем Никите (так зовут персонажа) ключевую фигуру – но только безотносительно Феликсовых влияний и отношений. Герой был действительно наш, её и мой, он объединял нас, её и меня, в творческом поиске – говорю же, она схватывала на лету все мои подсказки и помыслы. К тому же её обещала увлечь идея с закадровым текстом. Марьяна лишь начинала делать наброски моих закадровых комментариев, а текст целиком я должен был начитать, когда сняли бы двенадцать серий.

Так что в творческом плане эта неделя прошла не бесцельно.

Но Рина, когда вернулась в пятницу, была немного разочарована моим участием в сериале.

– Что же у тебя одно и то же? Продавец ворованной колбасы… да и только. А где эволюция персонажа?