Фистула

Я признался, что она всё верно расшифровала: мне и впрямь хотелось выяснить больше о том, как появилось в городе это необычное здание и как удаётся его сохранить. Войдя в театр, я как будто провалился в чужое сновидение, в котором никак невозможно определить, что тебя может ждать. Но это бессилие пока не пробуждало во мне никакого особенного беспокойства, только разжигало интерес. Интуиция подсказывала, что даже будь это сон, то и сам жестокий сновидец находится внутри меня и приказывает увидеть всё до конца.

«Я чувствую, что впервые оказался в подобном месте. Словно оно существует по каким-то своим законам…»

«Ваши ощущения нисколько вас не обманывают, хотя слишком полагаться на них в театре не стоит. Мне хорошо знаком тот эффект, который „Рефлексия“ может произвести на человека. Ведь при одном только виде театра моё сердце трепещет, а очи пылают огнём. И это пламя отражается в зеркалах».

«В зеркалах?….»

«Видите ли, театр не просто оригинален по своему виду, устройству или духу. Это здание – живое. Оно органическое. Никаких технологических фальшивок! Великий архитектор, когда ему по счастливому стечению обстоятельств пришлось работать в этих местах, вырастил только два таких проекта. Учитывая, с кем вы приехали, можно ожидать, что со вторым вы познакомитесь сегодня же. Главным материалом живой структуры „Рефлексии“ стали особого рода зеркала, самостоятельно мыслящие зеркала. Всего в театре выросло четыре тысячи семьсот двадцать зеркал, ни одним меньше. Если хотя бы одно из них удалить, вдребезги разобьётся всё волшебство».

«А второе здание?….»

«Вы ведь уже догадались насчёт него? Удивительно, как судьбы двух архитектурных чудес стянуло узлом в нашем прекрасном мальчике».

Лев, сначала крутившийся у нас под ногами, теперь пристально рассматривал ладонь правой руки. Когда я почти шёпотом спросил у Мадам Наполеон, что она имеет в виду, ребёнок вздрогнул, точно проснулся.

«Папа пообефял, фто дом феркал не факроют, пока я не фырафту. Поэтому иногда я дафе не хофю фырафтать. Хотя тогда я не фмогу фтать рыфарем…»

В этот момент дверь в театр отворилась, в проёме образовались две сухонькие старушки. Хозяйка сорвалась с места и поспешила приветствовать их тёплыми словами – видимо, они, как и Лев, были регулярными посетительницами. Не надеясь получить от неё более внятных объяснений, я вопросительно взглянул на Льва – не стоило ли нам уже двигаться в зал? Он с серьёзным видом кивнул и пошёл впереди меня. Тридцать восемь минут.

В тёмном коридоре, точечно освещённом по левую сторону бирюзой, а по правую – янтарём, на шершавых волнистых стенах я увидел первые | зеркала | приютившие моё протяжённое во все стороны тело. Прикоснулся к одному, вытянутому до потолка и слегка вогнутому, – по нему пошли цветочные круги, дрогнувшее лицо отражения страшно улыбнулось и показало зубы, хотя мимика оригинала оставалась непоколебимой. Каждое новое зеркало вытворяло с моим образом какую-нибудь шалость, но сторонилось вульгарных подшучиваний над комплекцией и предпочитало работать с деталями, заставляло всматриваться в себя: то вносило мелкое исправление в податливое лицо (рассыпало крупу веснушек | выкопало ямочки на щеках | перекрасило радужные оболочки), то подбирало украшение (посадило золотую бабочку на плечо | вытатуировало ветку шиповника на шее | натянуло чёрный шутовской колпак с неслышными бубенцами), то перечёркивало эволюционные дорожки (зашелестело лепестками жабр | распахнуло дополнительную пару глаз на висках | вывернуло колени). Особенно меня впечатлило, что одно и то же зеркало по-разному преображало моё отражение и мальчиково, точно заранее зная что-то про каждого зрителя. Сообразив это, я всё-таки почувствовал и некоторую тревогу. Что если дальше магия зеркал будет всё больше подпитываться нашими мыслями и секретами? И, начав с милых проделок, бесчувственные отражатели вытащат на свет нечто, что я ни в коем случае не хотел бы из себя выпускать? Положим, Льву здесь нечего было опасаться, но мне —

«Прафда фе это фамое фупер мефто?»

– я прятал от себя и других так много, что даже не мог признаться себе, какой гипотетической проделки зеркал боюсь больше всего. Способны ли они угадать, о чём я думаю? Если так, то я обречён: даже заставив себя не мыслить вообще ни о чём сокрытом внутри, я уже этим приказом высвечу для пронзающих очей контуры всех своих тёмных тайн. Возможно, всё-таки стоило повернуть назад?

«Фюда! Фот нуфная нам дферка».