Я почти забыл, что на сцене, кроме артиста, есть кто-то ещё: ассистентки в купальниках лежали без движения. И продолжили так лежать, даже когда отражения одно за другим стали выхватывать их фигуры – и там они плыли по воздуху, грациозно рассекая его руками, подталкивая себя ногами, поворачивая голову, плечи, бёдра | как в невидимом море, заполнившем театральный зал, но позволявшем дышать | «Я буду плыть как рыба…», сказала вчера эта женщина, и её отражения действительно обладали нужной ловкостью и пластичностью | её юной партнёрше акробатическое плавание по зеркалам давалось тяжелее, девочкиных сил не хватало, и уже к следующему куплету в движениях стала появляться неестественная резкость —
– пока я следил за отражениями пловчих, абстрактный музыкальный гул усилился, возвысился точно колосс | я не сразу заметил, что поющий артист вытворяет нечто странное. Но вот одно из зеркал отразило его пальцы | они расстёгивали белоснежную сорочку, которую артист носил под фраком | расстегнули уже до половины | и двигались ниже. А в чистейшем голосе его вдруг то и дело появлялся электрический треск.
| надводные танцы дивных океанид | тёмный гул, удерживающий их в воздухе | дрожащая свирель голоса | раскрытый торс артиста | аугментированный торс артиста | оркестр, врезанный в его тело |
От солнечного сплетения до самой линии брюк на артисте не было и квадратного сантиметра обычной кожи. Весь его живот состоял из панелей с динамиками, кнопками, регуляторами, переключателями и крохотными лампочками, светившими голубыми, оранжевыми или изумрудными огоньками. Я понял, что именно эта нечеловеческая сердцевина тела производила гудящую музыку | может быть, она как-то усиливала и голос, который продолжал зачаровывать меня своими заклинаниями —
– после этих слов артист уверенными движениями изменил настройки на нескольких врезанных в тело панелях | му зы ка му зы ка му зы ка му зы ка за ст оп ор ил ас ьи | ре ве рб ер ац ии ут ух ли | и | и | и | и | вдругонасталаускоряться | приумножаться | артист хлопнул по переключателю на солнечном сплетении | музыка завыла и застремилась вверх | разрасталась вверх и вширь | ВВЕРХ И ВШИРЬ. Казалось, она превратилась в сам воздух | вдыхать её было почти что больно. Она была настолько интенсивной, что вместе с энергией и силами буквально высасывала из меня кровь, жёлчь, мозги и лимфу. И тогда я увидел, что и для самого артиста исполнение было мучением: прежде расслабленное тело теперь было неимоверно напряжено | по лбу лился пот | в шее завелась беспокойная змея | плечи дрожали. Он отдал себя своему искусству без остатка.
| музыка в каждом зеркале | пустое тело в кресле | пустой лев рядом с пустым единорогом | неизвестная воля в каждом зеркале | и взгляды, и голоса | как это всё закончится | кто это всё прикончит | страшный сон в каждом зеркале | зеркало в каждом зеркале | музыка всюду |
Теперь уже не отражённые, а настоящие тела ассистенток стали подниматься в воздух | сами они лежали спокойно, не двигались | просто поднимались | сначала на несколько сантиметров | потом поднялись выше артиста и так и парили в невесомости. Выдерживая одинаковые паузы, артист нажимал на кнопки и выключатели и добавлял в разбушевавшуюся какофонию новый слой, не убирая предыдущих. Порой это был ещё один уровень бесформенного шума, иногда – петля его собственного голоса, а временами в мелодию впивался какой-то старинный инструмент: рожок | кларнет | арфа | флейта | тромбон. Музыка умирала и наслаждалась собственной гибелью. А из неё со свистом выныривал, а потом погружался обратно, а потом выныривал снова недостоверный фальцет | невероятный | неописуемый | неземной фальцет, слышать который было больно и необходимо —