Фистула

Мутная холодная белизна особого зеркала стала проясняться —

«Со всех сторон мы окружены глубокими тайнами. Как нам пробраться через них к истине? К ней не пройти за краткий путь жизни. На этом пути, как известно, слишком мимолетен случай, слишком обманчив опыт и затруднительно суждение. Но есть иной путь. Тот, что лежит через немотивированные и смещённые виды».

– я стал различать знакомый силуэт —

«Каждое отражение убеждает нас, что именно оно показывает истину. На самом же деле каждое отражение её прячет. Но мы можем заметить её присутствие, уловить её черты, в момент поворота зеркал».

– и тут же стал вырисовываться абрис страха -

«Единственное правило – не двигайтесь. Вы находитесь в центре мира. Стойте там, где стоите. Иначе вы ненароком можете оказаться в совсем другом месте».

– нет, нет, это был мой собственный силуэт. Пока что это был всего лишь мой собственный силуэт. Но способность сдерживать тревогу и скрывать от зеркал, как боюсь увидеть отца, меня оставила. И в секунду откровения, когда я признался себе в этом, вокруг всё заскрипело, захрустело, пришло в движение, и случился первый

|поворот зеркал|

осколки, как акульи плавники, поплыли, сместились; отражение в оставшемся неподвижным особом зеркале переменилось – оделось в плащ. Я не знал, как это понимать: прочтя мои мысли, зеркало решило обо мне позаботиться? Я действительно почувствовал, что холод стал отступать. Но в то же время это был не просто какой-то плащ, а тот самый, что дожидался меня в доме сестры. (Почему Ариадна нам не звонит?) Страх опустил на меня свою тень. Зачем, ну зачем я согласился на этот проклятый день с её сыном? (Разве не здо рово разве ты здесь не за этим?) Зачем я добровольно зашёл в этот Бедлам? Чего я хотел добиться, что я хотел заполучить? Я сосредоточился, замедлил дыхание, стал считать до десяти, до бесконечности. Бурые грязные пятна на рукаве плаща. Он мне всё ещё велик. Не нужно бояться, это всего лишь зеркало – я повторил про себя это трижды. Четыреж – мысль запнулась, произошёл новый

| поворот зеркал|

я-отражённый остался без плаща – и без глаз; вернее они были столь недоразвиты, что не сумели выбраться из-под гадкой голубовато-розовой кожи – два чёрненьких слепых шарика за плотной плёнкой дермы. Морда у меня была вытянута – протей! Я догадался, что зеркало имело в виду, нацепив на меня земноводную маску, принадлежавшую представителям бесподобного семейства Proteidae. Скользкий морской бог, древний отец-океан, меняющий формы лазурный Протей – я мечтал быть именно таким | смешной, любовью раненный глупец Протей – я был именно таким (меня заставили играть его в школьном театре, унизительное и безвкусное зрелище). По-видимому, удовлетворившись отгадкой, зеркало одарило отражение божественной властью. Лицо стало приобретать различные дивные формы. Скупое, мраморное, позаимствованное у старика | лукавое, почти безупречное, актёрское | длинноносое, покрытое сыпью лицо деревенского дегенерата | голова и лик желтогривого голодного льва | снова человечья голова и превосходная безликая физиономия, такая же непримечательная, как моя собственная, – её-то я и пожелал себе оставить. Хотел прикоснуться руками – но пальцы превратились в бойких кусачих змеек. Я почти смеялся, чувствуя отвратительный, непозволительный восторг | чувствуя, что в этом умении зеркал сокрыты невероятные возможности для любого, кто обладает должной смелостью. Да, совершенно зря я боялся! И теперь не мог дождаться, когда же наступит очередной

| поворот зеркал|

у отражения осталось обновлённое лицо, но пресмыкающаяся живность сползла с рук. Я-настоящий ощупал пальцы – они показались какими-то незнакомыми, трансплантированными, подаренными благодушным донором из зазеркалья. И ещё – какими-то детскими, увеличенными до взрослых размеров только ради иллюзии правдоподобия. Такими на ощупь могли быть пальчики хрупкого солнце-зверя, которого меня принудили сегодня сторожить. Я вновь почувствовал, что зеркало приняло мою мысль за ответ и осталось довольно, – из-за края рефлекторной поверхности ко мне вышел Лев. Мальчик существовал только по ту сторону, определил я, осмотревшись. Жаль было, что появился он лишь сейчас, – вот бы он впечатлился, увидев у меня львиную голову! Не то что какой-то там стеклянный глаз. Я-отражённый положил ему руку на плечо – я-на-стоящий почти ощутил проволочные трубочки детской ключицы и плечевой кости, игрушечный топорик лопатки. Мальчик был как тот настоящий, разминувшийся со мной в многодверном зале, только вот на костяшках правой руки я заметил слишком уж хорошо знакомые следы незаживших ссадин. Я сжал плечо Льва, послышался хруст – но вовсе не косточек. То был следующий

| поворот зеркал|