Фистула

В кронах зашелестело предупреждение, но я слишком поздно его уловил. Не говоря ни слова, я смотрел на Льва, только на Льва, и он тоже молчал и смотрел на меня, и я улыбнулся ему самой доброй своей улыбкой, и мне так хотелось, чтобы и он улыбнулся, ведь он так часто улыбался мне этими днями; я продолжал смотреть, я бы ни за что не отвёл взгляд от него, если бы на мутном фоне где-то над его левым ухом не заметил чужое присутствие. Среди деревьев стоял и подглядывал за нами издалека какой-то страшный человек. На нём не было верхней одежды, а тело его, молодое и атлетичное, было посиневшим, почти лиловым – и мокрым. В свете ночи оно блестело слюдой. Прежде я никогда его не видел, но сразу понял – он не появился здесь просто так, он тоже следил за Львом. И теперь он обнаружил, что я раскрыл его план, и точно рассчитывал, как будет действовать дальше. Нам грозила смертельная опасность. Резко схватив мальчика за пижаму, я прижал его к себе.

«Лёва, спокойно, не бойся. Там вдалеке, среди деревьев, стоит человек и наблюдает за нами».

«Я фнаю. Он уфе дафно там ходит. Но я думаю, фто он прифол не фа мной…»

Что это значило? Что Лев такое говорил? Крепко обнимая его (это и был тот первый и единственный раз, когда я до него дотронулся), обнимая обеими руками, словно боясь его потерять, словно ребёнок мог решить от меня убежать к этому страшному человеку, я наблюдал за злодеем.

«Дядя, он не флодей, он профто офень неффафт-лиф…»

Из-за того, должно быть, что он стоял посреди сплошной тёмной зелени леса, мне казалось, что зелень явственно проступает и сквозь эту лиловую кожу. Губы незнакомца кривились горько и преступно. Он пришёл со стороны озера, понял я, – значит, чтобы добраться до дома, нужно будет повернуть налево; мы ушли совсем неглубоко, и выйти к опушке удастся за две-три минуты.

«Хорошо, если так, Лёва. Я. Я знаю, каково это…»

На месте, где Лев стоял, я увидел упавший на землю тот самый оранжевый поисковый аппаратик, который он, умный и предусмотрительный ребёнок, взял перед выходом на улицу. Видимо, когда я притянул Льва к себе, аппаратик выпал из некрупного пижамного кармашка.

«Нет, этофо фы не фнаете…»

И вот, секунда в секунду, когда страшный человек вышел из-за дерева и сделал первый шаг в нашу сторону, меня оглушил высочайший звук, доступный человеческому уху. Как быстро она появилась, почти наступила на предшественницу – эта острая как бритва, пурпурно-фиолетовая нота принятого решения. Я приказал Льву бежать, бежать скорее (из-за ещё не унявшегося звона я не расслышал себя) – и выпустил его тело из рук, и показал в нужную сторону. Лев поступил как послушный мальчик.

«Не оборачивайся, я бегу за тобой!»

Неуклюжий ребёнок натыкался на колючие кусты, спотыкался о распухшие корни, но луна освещала нам верные тропы, и Лев, а за ним неотступающий я выбрались из леса и оказались перед раскрытым створом задних ворот. Страшный человек не спешил, он ступал уверенными, громадными шагами. Я представил, какие у него сильные и безжалостные руки. Медлить было нельзя. Мы проникли в сад, я запер ворота, вдруг проклятый увалень-пёс зарычал, залаял и стал носиться на трёх лапах по вольеру, напрыгивая на сетку, – и тяжело падать на землю, и подскакивать.

«Феля, фффф! Нельфя! Феля, фффф!»

«Лёва, брось, бежим скорее!»

На обратном пути по саду я уже не останавливался ради созерцания мира, да и не видел больше никакой красоты – лишь быстрые беспокойные тени, болезненный свет и призрачного ребёнка, торопливо ковыляющего по направлению к дому. Только когда я оказался перед самой дверью (а Лев уже зашёл внутрь), то, взявшись за ручку, позволил себе посмотреть назад. Никого не было видно, никого не было слышно, кроме бесновавшегося пса. Более того, этот мой взгляд, этот поворот головы как будто за секунду преобразил реальность – тени, которые я видел только что, упорхнули, мир встречал новый мягкий сиренево-жёлтый рассвет. Мне удалось унять колотящееся сердце. Страшный человек не посмеет проникнуть сюда вне ночи. Лев в безопасности, оба мы – в безопасности и как никогда едины благодаря разделённой тайне. А если этот монстр когда-нибудь ещё раз появится – что же, я был почти готов его одолеть хоть голыми руками, чувствовал, что моё живое существо окончательно встало на мою сторону и больше не нуждается в клетке, за которой я его порою так старался удержать. (Для нашей с ним метаморфозы оставалась одна последняя преграда.)