Фистула

Оказавшись в прихожей, я снял перчатки и вернул их в карманы плаща не сразу различил потрясающее по своей нелепости зрелище, а только преодолев половину коридора, приблизившись ко входу на кухню. Там, в дверном проёме, опёршись спиной на деревянный наличник, стоял величественный, вонючий, голый – и задремавший Капитан. Сопящий, натурально дрыхнувший, но остававшийся при этом на ногах, как бронзовый робот с севшим зарядом. Он был повёрнут ко мне, я видел его рожу – глаза были прикрыты, быстро подрагивали, как резиновые; пузо – татуированное, плотное, неподвижное; член – толстый, тёмный, побывавший ночью в моей сестре, в то время как их сыну угрожала смертельная опасность. Видимо, Ариадна так его заездила, что во время ночного туалетно-кухонного вояжа он решил минутку отдохнуть, но сдался усталости. Давно ли он так стоял, я понять не мог, но Лев, возвращаясь, наверняка тоже его осмотрел (впрочем, как я теперь узнал, мальчик видел и не такое). На цыпочках проходя мимо него, я фантазировал, как у меня в руках оказывается нож и я осуществляю давно назревшее желание оскопить Урана, а он даже инстинктивно не успевает защититься, – а ей бы я этим же ножом отрезал и скормил жирные губы за то, что бросила ребёнка в беде.

Наконец я очутился в постели. Проверил часы – тринадцать минут пятого. Комната была уже достаточно светла, но от этого как будто только больше походила на какой-то ненастоящий мир, на материализовавшийся кошмар, на Тартар, в который меня низвергла почти бессонная ночь. Тихими, тяжёлыми шагами в комнату вернулся Капитан. Вскоре раздался его храп. Я пытался уснуть. Я пытался ходить по комнате. Я пытался уснуть.

В отблесках света на потолке и стенах я видел знаки, которые подавал мне лес. Я видел знаки в нагом теле похищенной Европы, особенно в её левой странно отставленной ножке с непрописанными пальцами. Тигр, конь, бык, роза и ураган. Знаки и отметины, зарубки, множество цифр, несколько ключевых имён, цветные круги меняли окраску с зелёного на голубой, с малинового на жёлтый, с белого на чёрный, я пытался уснуть, и пытался ходить, и пытался уснуть, я полз по знакам на стенах, как паучок, и пытался спастись от жестокой норовившей меня уничтожить ладони, я выполз в лес, под солнцем это был чернейший лес, я бродил по нему и нашёл там Льва, мальчик весело объяснил мне, что я всё перепутал, он не побежал со мной, а выбрал сторону страшного человека, он показал мне туда, где лес сгущался в плотный кулак, а там стоял Лев, я пошёл к тому Льву, мальчик резонно заметил мне, что я всё перепутал, он не выбрал сторону страшного человека, а сбежал на озеро, он показал мне туда, где лес расступался перед водоёмом, а там стоял Лев, я пошёл к тому Льву, мальчик печально признался мне, что я всё перепутал, он не сбежал на озеро, а побежал со мной, он показал мне своими многочисленными руками в самые разные стороны: там по озеру плыла лодка, в лодке был Лев, лежал на спине, мокрые волосики чья-то ладонь убрала назад, а там в поле жевал белую траву чёрный бык, а там опустилась на ветку крупная радужная птица с камерой слежения вместо головы, и лукавый глазок подмигнул мне, а там в траве лежал Лев, как убитый солдатик, а по ноге его ползла зеброполосная змея, и лес собирался проглотить его вместе с рептилией, а там в роще стоял я, стоял, а потом упал прямо в землю лбом, чтобы там же и истлеть, а там, а там, а там – в конце концов все руки Льва перепаучились, так что он не мог их развязать, вдруг сверху упало что-то маленькое, я посмотрел вниз, увидел окровавленный кусочек зелёного стекла, поднял его, посмотрел сквозь него на Льва, но увидел не ребёнка, а забор в саду сестры и запертые ворота – и руки, страшные сильные руки, ухватившиеся за забор, будто кто-то собирается перелезть, и тут обезьяний череп в комнате, самый маленький и самый жуткий из всех капитанских охотничьих призов, принялся крутиться на трофейной доске и заговорил со мной скрипучим детско-старушечьим голосом.

«Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт».

«Что ты такое твердишь, солнце уже взошло, ты просто слепой, пустоглазый, ты ничего не видишь».

«Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт. Солнце никогда не взойдёт».