На площади перед дворцом губернатора появился памятник из белого мрамора. Его идущие по кругу ступени вели к полости, в которой горел огонь римской Весты, который никогда не должен был погаснуть. Согласно традиции к этому огню должны были присоединиться еще тридцать огней тридцати «gentes», но Д’Аннунцио, вероятно, посчитал, что пожаров тут и так предостаточно, потому он остановился на семи алтарях, которые, мерцая, украшали ратушную площадь, и были поставлены в честь богов планет и предусмотрены для проведения церемонии посвящения.
В соответствии с этим сценарием устраивались праздники, которые никто не мог забыть. Каждый, кто отличился, поднимался до соответствующей богам степени, с которой он мог постепенно подниматься еще выше. Руководимые жрецами церемонии затягивали в магические пропасти переживания, разрывали границы пространства и времени.
Рукопожатие над горящим алтарем; намазывание рук медом для очищения – вода была запрещена; провозглашенные «supernomina» как слова творения в захватывающей тишине:
- Sol invictus, Phoebo, Heliodoro, viva, viva, да живет он!
Каждая степень требовала своих собственных, точно расписанных ритуалов празднования, а также и испытаний.
Тот, кто хотел быть посвященным в «miles», воина, должен был завоевать находящийся под защитой венок. Доступ к этому венку преграждал человек, державший в руке меч. Проходивший обряд должен был отобрать у него меч и венок. Служитель мистерии в белом одеянии надевал венок на голову (в большинстве случаев победившего) посвящаемого. Однако тот должен был снова снять его, провозглашая при этом: «Фиуме – вот мой венок!»
При львином посвящении проходившие обряд посвящения в масках львов проходили мимо жреца и клали к его ногам дары: «Прими любезно, святой отец, сжигающих ладан львов, через которых мы жертвуем ладан, через который мы также пожираем сами себя».
Гелиодром, в свою очередь, должен был с факелом привести жреца Солнца на праздничный пир, к быку, которого он сам украл (Ромул и Рем тоже крали скот у соседей). После этого он должен был с факелом в руке проехаться верхом на быке и только если ему удавалось сделать круг, он мог принять участие в трапезе.
Вы, нынешние люди, наверняка скажете, что мы сбежали в мир иллюзий. Ваш прагматичный дух подкрепляет вашу правоту. То, чем занимался «Команданте», уж точно не было реальной политикой. Пожалуй, каждый уже знал, что корабль Фиуме тонет. Он был потерян уже тогда, когда мы только вступили на сцену мировых процессов. Озадаченные этим забавным вторжением, режиссеры разрешили бурлеск, в их глазах все это было ничем большим, нежели комедией, в которой Д’Аннунцио играл самого пошлого, самого низкопробного из всех героев.
Д’Аннунцио, напротив, вовсе не был настолько наивен, как можно было бы подумать. Испытывая отвращение к движущим силам нашего времени, которые так же не подходили для героизации, как бегемот для полета, он использовал свой шанс, чтобы поставить знак. Развивать идею было важнее, чем поступать в соответствии с реальностью. И, видите ли, этот спектакль еще сверкал ярко и прекрасно, даже с усилившимся сиянием, когда его кулисы уже сгорали.
В мгновения отрезвления, между двумя любовными опьянениями, когда подходил к концу коньяк, или, когда в вонючих переулках, спотыкаясь, приходилось карабкаться через горы мусора, пожалуй, кое-кто спрашивал себя, не зашли ли мы слишком далеко.
И сомневающиеся глаза поднимались к Д’Аннунцио. Но никакой останавливающей руки не было. Я думаю, что мы своими заклинаниями, как раз во время праздников мистерий, вызвали такие силы, которые как стихийные силы природы с шумом проносились над нами прочь.
В грохоте волн можно было увидеть, как появляется лысая голова «маэстро», с впалыми щеками, видели его дрожащие руки, когда они прикрепляли роскошные ордена, почти без разбора, к груди героев.
Как должен был именно он, тот, жажда возбуждения и приключений которого достигла вакхических масштабов, как должен был этот венец чрезмерности остановить чрезмерное? Как лихорадочные падения захлестывали друг друга его декламации, призывы, посвящения для героев и богов, и торжественные, наполненные символами похороны, которые оставляли после себя аромат увядших роз.
Он все еще был Гарибальди, провозвестником, новым мессией. Да, как раз во время падения его нимб настоятельно требовал последнего, наивысшего завершения. В бедных домах старой части города женщины убрали иконы. Маленькие свечи горели перед изображением Габриэле Д’Аннунцио.