Физическое воспитание

С первого года средней школы, когда у нее случился скачок роста, пришли месячные и взрослые стали говорить, что она теперь «настоящая маленькая женщина», грудь и бедра у Каталины расширяются, как вселенная, в которой она живет, а под мышками растут короткие черные волосы, заметно гуще, чем усики у Паблито. Она почти одного роста с братом, несмотря на разницу в возрасте, причем у нее тоже есть усики, только мама сразу, как они стали появляться, научила их мазать обесцвечивающим кремом. Ноги у нее такие длинные, что она уже не может дотянуться до пола двумя руками, не сгибая свои невинные коленки, а соски у нее набухли пуговками и немного потемнели, отмечая ту область плоти, которая чувствительно реагирует даже на прикосновение мочалкой. Каталина пытается их игнорировать, она не хочет признавать, что ее грудь выдается вперед и на торсе, и в этой расширяющейся вселенной. Иногда ей больно дотрагиваться до сосков, а смотреть на них больно всегда, так что она их не трогает, и не смотрит на них, и не смотрит на себя. Особенно после того как круглые сутки слушала о том, что случилось с грудью тех трех девочек (им сейчас было бы столько же лет, сколько Каталине, и тела у них были бы похожи на тело Каталины), которых сначала уничтожили, а потом выставили на обозрение по частям. Насмотревшись репортажей, перед сном Каталина мучилась горячечным бредом.

Иногда она задумывается о другой девушке, той, которая пропала из клиники среди ночи: было ли ей тоже больно водить по груди мочалкой; было ли ей неприятно само слово «сосок» после тысячу раз слышанных дурацких шуток про сосиски и тиски, которые всякий раз заканчивались тем, что кто-то из мальчишек щипал ее за грудь; отказалась ли она от еды потому, что хотела невесомое, нематериальное, лучистое тело, такое, чтобы родителям не надо было из-за него волноваться, такое, что не стало бы продолжать род без их дозволения, содержащее так мало калорий, что даже наркоз не понадобился бы, – или же она только пыталась перейти грань. Когда достигаешь заветной цели и получаешь идеальное тело, остается только преодолеть границу, еще на шаг приблизиться к Ничему и самым гнусным способом вернуть себе то, что раньше было твоим, понемногу его мучая и убивая. Суицид в замедленной съемке, выставленный на всеобщее обозрение в прямом эфире, с помощью обычных весов и при соучастии равнодушного общества. «Вы хотели, чтобы я была худая, так вот вам мои кости», – должна была внутренне кричать та девушка (так кажется Каталине). Мама никогда не переходила грань, но Каталина опасается, что рано или поздно до этого дойдет. Она часто вспоминает, что говорилось в газетной вырезке о той девушке. Сотрудники клиники придерживались версии, что она сбежала. И при этом забыла свои очки. И перелезла двухметровую стену. Прочитав уделенный девушке короткий абзац (никаких телепередач с трупом, которые крутили бы целыми днями, никаких анонсов перед новостями), Каталина представила, как та со своим зрением минус восемь диоптрий пытается разглядеть фары машин или наугад ищет среди прохожих человека, который вызвался бы ей помочь, который защитил бы ее от тех, кто уверяет, что больше всех ее любит. А потом ей кажется, будто какая-то девушка бежит ей навстречу, но она тут же падает духом, когда оказывается, что это всего лишь ее отражение в окне бензоколонки. После минутного разочарования она сдается и наконец примиряется сама с собой – и так она в первый раз принимает помощь от собственного тела. Каталина придумывает такую фантазию, потому что предпочитает верить, что девушка действительно сбежала, спрыгнув с двухметровой стены. В своем внутреннем лексиконе она зовет ее девушкой-мотыльком.