Физическое воспитание

Вскоре после этого случая Каталине пришлось ехать на автобусе одной – ее отпустили с уроков на час раньше, потому что у нее болело горло. Маршрут был тот же самый, и она опять сидела у окна. В это время в автобусе были только взрослые, которые ехали по каким-то своим делам. Каталина чувствовала себя такой разбитой, что нарушила мамину заповедь и не поднялась, когда рядом с ней сел какой-то мужчина, – а может быть, ей как раз хотелось воспротивиться приказу или убедиться, справедливо ли то, что мама говорила про всех мужчин в автобусах. Естественно, не прошло и двух минут, как он положил ей руку на ляжку, причем так запросто, будто нога принадлежала ему по тому праву, что располагалась на этом квадратном метре. Больше мужчина ничего не делал. Каталина тоже. Молча, покорившись судьбе и стыдясь сама не зная чего (может быть, того, что у нее есть ляжка), перепуганная, как щенок, которому ветеринар собирается делать смертельный укол, она всю дорогу сидела тихо, пока автобус не подъехал к ее остановке. Каталина отыскала в себе самый жалобный и дрожащий голос, чтобы попросить выпустить ее в проход автобуса. Она как будто спрашивала, есть ли у нее хотя бы такое право – выйти на своей остановке. Тут она вспомнила про девочек в мини-юбках, которые ехали в автобусе в пятницу днем, и про то, как тот, другой мужчина, не давал им пройти, пока не пощупает, потому что, с его точки зрения, на них было слишком мало одежды и они сами напрашивались, чтобы до них домогались. Каталина была в школьной форме и куртке с подкладкой из овчины, однако мужчина, сидевший рядом с ней, тоже не встал. С клокочущим горлом, мечтая только о том, чтобы поскорее попасть домой, она протиснулась мимо мужчины и заметила, как его руки безуспешно попытались ухватить ее за ягодицы, затянутые в пояс-бандаж, который мама приучила ее носить, и потому нечувствительные. Когда Каталина в первый раз надела пояс, то спросила маму, зачем нужна такая неудобная вещь, а мама ответила: чтобы все было подтянуто. Может быть, на самом деле она имела в виду, чтобы все было закрыто броней; однако броня, оградившая Каталину от окружающего мира, оградила ее и от собственного любопытства, не подпуская собственные пальцы к собственному телу.

В машине у незнакомца она снова чувствует что-то подобное, как в тот день в автобусе: рука мужчины так близко к ее ноге, он хватается то за рычаг переключения передач, то за сигарету, то за ее коленку, только на этот раз на ней нет бандажа, который тяжело снимается и не рвется, и она не знает, будет ли еще по пути остановка, чтобы вернуться домой. Каталина не может разобраться, его ли боится или себя самой: она по-прежнему фантазирует, как могла бы загрызть его насмерть и поджечь, чтобы он заплатил за всё, превратить его в символ, в куклу, олицетворяющую тех, кто убивает девочек-автостопщиц. Она все больше убеждается, что он может оказаться опасен. Он ведь даже не спросил ее, как отец Елены Сорни, не страшно ли ей гулять в этих краях одной. Этот мужчина не считает, что должен о ней позаботиться, хоть она и несовершеннолетняя; впрочем, несколько часов назад и отец ее подруги Сильвии тоже не считал нужным о ней позаботиться.

Однако нынешняя фобия не такая, как прежние. Она новая, волнующая, полная адреналина. Не похожая ни на что из пережитого раньше, и менее всего на ту панику, когда мама узнала, что она ездила на попутке. До сегодняшнего дня это был самый жуткий страх в жизни Каталины. Густой и творожистый, как скисшее молоко, этот страх зародился в пупке и поднялся через грудину, словно дурной запах изо рта. Дело было на перемене. Сильвия ушла домой переодеться, потому что у нее начались месячные и она чуть не протекла. Вернувшись, она сразу подбежала к Каталине и встревоженно спросила: «Ты что, ездила на попутке?» От этого слова у Каталины так сжало желудок, что ей пришлось отставить в сторону шоколадный коктейль. Она только и смогла, что посмотреть на Елену Сорни, которая стояла в каких-то двух метрах от них, отщипывала кусочки от бутерброда и отправляла в рот. Елена все слышала и искоса глянула на нее в ответ, но промолчала.

– Да это еще на той неделе было, – ответила наконец Каталина. – Я просто не знала, как еще доехать от вашего загородного дома.

– В смысле не знала? Мой отец тебя отвез бы.

– Не хотела его беспокоить.

– Ну, мать тебя убьет.