Следующие пять дней вынужденного ожидания были тяжелы не столько физически, сколько морально. Хилари, помещенной в отдельную палату, пришлось попотеть. Каждый вечер ее экзаменовали по пройденному за день. Ей пришлось заучить все известные детали биографии Олив Беттертон, расположение комнат в ее доме, имена прислуги, родственников, клички собаки и канарейки, все подробности ее недолгой совместной жизни с Томасом Беттертоном. Церемония их бракосочетания, имена подружек невесты, фасон их платьев. Рисунок на обоях, коврах и обивке. Вкусы, предпочтения и каждодневные занятия Олив Беттертон, ее любимые кушанья и напитки. Хилари поражалась обилию вроде бы бессмысленной информации и однажды спросила Джессопа:
— Вы думаете, что-нибудь из этого может пригодиться?
— Скорее всего, нет, — невозмутимо ответил он, — но вы должны вжиться в образ. Представьте себе, что вы писательница и сочиняете книгу об этой женщине. Изображаете сцены из ее детства, юности, описываете ее свадьбу, дом, в котором она жила. Чем дольше вы этим занимаетесь, тем ближе вам она становится. А потом вы переписываете книгу в виде автобиографии, от первого лица. Понимаете, о чем я?
Хилари подавленно кивнула.
— Вы сможете вообразить себя Олив Беттертон, только когда станете ею. Лучше было бы потратить на это больше времени, но времени-то у нас и нет, поэтому я должен вас натаскать. Натаскать как Школьницу, как студента перед выпускным экзаменом. Слава Богу, память у вас хорошая и голова тоже, — добавил он в утешение.
Хотя приметы Олив Беттертон и Хилари Крейвен почти совпадали, они были совсем не похожи. Олив Беттертон была довольно заурядной, пусть и красивой, и производила впечатление упрямой, но не слишком умной женщины. В лице Хилари чувствовалась внутренняя сила, которая невольно привлекала внимание. Глубоко посаженные голубовато-зеленые глаза под прямыми бровями светились умом, уголки крупного рта загибались вверх, а необычной формы подбородок наверняка заинтересовал бы скульптора.
«В ней есть страсть… и воля, — подумал Джессоп, — и где-то в глубине зажатый, но не сломленный жизнерадостный дух, жаждущий приключений». Вслух он произнес:
— Все у вас получится. Вы способная ученица.
Вызов, брошенный ее уму и памяти, благотворно подействовал на Хилари. Постепенно она все более втягивалась в работу, все больше стремилась добиться успеха и не стеснялась высказывать Джессопу свои возражения.
— Вы говорите, что меня примут за Олив Беттертон, что у них будут только ее приметы, и ничего больше. Почему вы в этом уверены?
— Я ни в чем не уверен, — пожал плечами Джессоп, — просто мы кое-что знаем о таких делах, и похоже, что агенты из разных стран почти не связаны друг с другом. Они от этого только выигрывают — если мы в Англии обнаруживаем слабое звено (а такое бывает в любой организации), выясняется, что этому звену ничего не известно о происходящем во Франции, Италии или Германии, и мы оказываемся в тупике. Они знают только свою часть головоломки — и ничего более. Готов поклясться, что здешняя агентурная сеть знает лишь, что Олив Беттертон должна прилететь таким-то рейсом и что ей нужно передать такие-то инструкции. Сама по себе она интереса не представляет. Ее хотят отвезти к мужу потому, что он настаивает, а они полагают, что рядом с ней ему будет лучше работаться. Она — просто пешка в игре. Кроме того, не забывайте, что мысль подсунуть им фальшивую Олив Беттертон — чистая импровизация, возникшая из аварии самолета и цвета ваших волос. Мы собирались вести наблюдение за Олив Беттертон и выявить, куда она отправится, с кем встретится — ну, и тому подобное. Наши противники ждут именно этого и не ожидают подвоха с другой стороны.
— А раньше вы не пробовали проследить за ней?
— Пробовали, в Швейцарии. Действовали очень ненавязчиво, но ничего не добились. Если кто-то и вступил с ней в контакт, то в очень кратковременный, который нам не удалось засечь. Разумеется, они и сейчас будут готовы к тому, что за Олив Беттертон ведется слежка, а наше дело — сработать лучше, чем в прошлый раз, и постараться перехитрить их.
— Так вы и за мной будете следить?
— Разумеется.
— Каким образом?
— Лучше вам этого не знать, — покачал головой Джессоп. — Не знаешь — никого не выдашь.
— Думаете, я вас выдам?
— Я понятия не имею, какая вы актриса, — посерьезнел Джессоп. — Понятия не имею, умеете ли вы лгать, что совсем не легко. Дело даже не в том, чтобы не сболтнуть лишнего. Выдать себя можно вздохом, секундным замешательством, реакцией на знакомое имя. Даже если вы тут же возьмете себя в руки, это вам не поможет.
— Понятно. Значит, расслабляться нельзя ни на миг?
— Вот именно. Ну ладно, за уроки! Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно! Всю жизнь Олив Беттертон вы теперь знаете назубок. Перейдем к остальному.
Коды, пароли, разный реквизит. Урок продолжался: допрос, повторы, ловушки, попытки запутать и поймать на лжи, гипотетические ситуации, и как ей себя в них вести. Наконец Джессоп удовлетворенно кивнул.