– Впечатляюще. Откуда ты вообще столько знаешь о празднике?
Её обычно весёлое лицо мрачнеет.
– Джинни обожала изучать всё китайское – праздники, малоизвестные традиции, различия между регионами и диалектами, – так что бо́льшую часть времени, когда она лежала в постели и не могла двигаться, мы узнавали обо всём этом вместе.
У её младшей сестры Джинни в четыре года диагностировали лейкемию, и через два года она умерла. Стефани в то время училась в средней школе, и это стало страшным ударом и для неё, и для её семьи, и для общины.
Я собираюсь сказать:
Я не хочу сказать что-то невпопад, но, с другой стороны, после Корта мне со Стефани спокойнее. Я следую интуиции и рассказываю свою историю о Джинни, потому что именно что-то такое хотела бы услышать о Найнай.
– Джинни была очень милой. Помню, в нашем магазинчике она больше всего любила японскую жвачку в коробках. Её любимым вкусом был апельсиновый, но она считала, что как-то нехорошо будет отдавать мне те жвачки, которые ей не нравятся, поэтому всегда пыталась отдать свои любимые. Так что я ей соврала и сказала, что мой любимый вкус – виноградный, хотя…
– Фу, виноградный же самый отвратительный! – смеётся Стефани. – Я даже помню, как ты с ней говорила! Я уже тогда заподозрила – знаю, что врёшь ты довольно плохо, – но Джинни тебе поверила. Такое чистое сердечко.
Мы молчим. Тишина кажется одновременно тяжёлой и непринуждённой.
– Эй, – она игриво пихает меня в плечо, – отлично отработала ведущей. Лучше, чем Фил Коуген, Райан Сикрест и Джефф Пробст. Сегодня ты была настоящей Кэт Дили[28]
.Я знаю, что реалити-шоу популярны (они не могут быть непопулярны, судя по рейтингам), но, по моему опыту, никто и ни за что не признается, что смотрит их – если только признание не будет ироничным, мол, «я смотрю только для того, чтобы поржать» или «однажды случайно увидела одну серию». Так что я на мгновение удивляюсь. Но, с другой стороны, Стефани честная и прямая, говорит всё как есть. Не могу не позавидовать и не восхититься.
По какой-то невообразимой причине я отвечаю:
– Знаешь, реалити-шоу для меня что-то вроде хобби.
Слова напоминают о том стыде, который я почувствовала, когда об этом сказали родители, и я ненавижу себя за то, что их повторяю.
Но Стефани просто смеётся и говорит:
– Для меня это не хобби. Это вроде как вся моя жизнь.
Я улыбаюсь. Широко, возможно, даже слишком широко.
– Знаешь, – говорит Стефани, – важной частью празднования Циси был ещё и День Гелентина[29]
. Этот праздник в прошлом – ну, вЯ улыбаюсь.
– Ага, непременно.
Мы обмениваемся номерами.
– Можем даже парней позвать, – говорит она, игриво улыбаясь Эрику. Он посылает ей воздушный поцелуй. Она притворяется, что ловит его, а потом бежит к Эрику и прыгает в его объятия.
Я сглатываю, пытаясь бороться с завистью, подкатывающей к горлу, словно изжога. Я пытаюсь не смотреть на Кая, но не могу. Почему-то я всегда знаю, где он, будто моё подсознание следит за ним боковым зрением. Сейчас он за столом с цяо го, вокруг него толпа покупателей, а ещё Чиан, Джеймс и Юн. Они иногда помогают ему обслуживать клиентов, но в основном просто дурачатся. Словно каким-то образом почувствовав, что я на него смотрю, Кай поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Я машу рукой. Он улыбается.
А потом я подзываю его жестом. Наступило время следующего этапа операции «Лунный пряник».
Собирая информацию на прошлой неделе, я узнала, что в Древнем Китае в рамках празднования Циси одинокие люди по ночам выходили на улицу с фонариками, ища себе пару. Конечно же, я не могла не сделать этот обычай элементом нашего фестиваля – и ключевой частью операции «Лунный пряник».
Я напечатала рекламные листовки для фестиваля как такового, но ещё сделала пару десятков листовок для «Клуба одиноких фонариков» и отправила всем неженатым и незамужним, кого знала в общине. Бабушка Шуэ и мистер Тан, естественно, получили личные приглашения.
Время для «Клуба одиноких фонариков» уже подходит; мы с Каем расставляем стулья на лужайке двумя параллельными линиями лицом друг к другу. Несколько нетерпеливых участников уже крутятся с нами рядом, в том числе бабушка Шуэ.
– Лия́, любимица моя, как мои волосы? – спрашивает она, усаживаясь на стул.
Её химическая завивка вообще ни разу не менялась за всё то время, что я её знаю.
– Прекрасные, – улыбаюсь я.
Она заламывает руки.
– А с помадой не перебор? Чувствую себя клоуном.
Она надувает бледно-розовые губы, и это так мило, что мне хочется прямо сейчас найти мистера Тана и притащить его сюда.
– Вы выглядите идеально, – заверяю я.