— Ни минуты не сомневалась, что вы меня и здесь найдёте, — кивнула я. — Вот только грозить мне не надо, хорошо, сударь? И жизнью Луизы шантажировать тоже.
— Как можно, монна? — оскорбился гном. — Никаких угроз, сплошное взаимовыгодное сотрудничество! Лириум вам, понятно, больше не нужен… Или всё-таки нужен? Немножко, а? Просто чтобы был? Но ведь есть и другие вещи, кроме лириума? Глубинные грибы, скажем? Свеженькие, крепкие, тонко нарезанные и правильно высушенные, а не мешок полусгнившего дерьма, из которого надо уцелевшие шляпки выковыривать? Или там пузыри глубинников, тоже честь по чести разделанные? Да просто деньжат подкинем, не лишние ведь. Вам после того, что в Хасмале творилось, небось и нового бельишка купить не на что — куда это годится, чтобы такая женщина себе красивую тряпочку позволить не могла? Подумайте, монна, ладно? Кто-нибудь из наших всегда здесь. В том же «Приюте Вестника» этак между делом оброните, что вот-де ядовитых пузырей бы с полдюжины для растираний, или куда уж там яд глубинных охотников идёт? И вам непременно в самое ближайшее время доставят свеженький товар.
Я, помедлив, кивнула. Закатывать истерики смысла не было: раз уж связалась с Хартией, теперь не отделаешься. Можно, конечно, здешним храмовникам пожаловаться, но не приставят же ко мне круглосуточную охрану. И что бы там про Хартию ни говорили, про грызню внутри организации, про нарушенные договоры и зарезанных подельников, мне до сих пор везло — ко мне обращались исключительно серьёзные гномы. Бандиты и контрабандисты, конечно, но на удивление точно соблюдающие договорённости.
— Спасибо за письмо, сударь, — сказала я. — Имя ваше, я так понимаю, мне знать незачем?
— Вот до чего ж я люблю умных женщин, — проникновенно отозвался тот. — Жаль, матушка с детства мне в голову вбивала никогда не путать, где дело, а где любовь. Так ведь порой и хочется совместить, а? А нельзя. Бывайте здоровы, монна. Мы тут, рядышком. Свистите, если что.
Я опять кивнула и, не утерпев, прямо во дворе, в холл лазарета не входя, развернула просто сложенный треугольничком и даже не запечатанный листок.
«Милая, милая, бесценная моя наставница!!!
Мессир Лоренцо любезно сопроводил меня через Молчаливые Равнины в Солас, а магистр Галленус охотно принял меня в своём доме, хоть и выразил сожаление, что сами Вы теряете время понапрасну в убогой дыре, где вынуждены готовить убогие снадобья вместо того, чтобы дать развернуться Вашему несомненному таланту. Да, магистр Ваш пылкий поклонник, и только поэтому согласился принять в своём доме меня, зелёную ученицу — ему достаточно показалось Ваших слов о том, что я не совсем бесталанна. Так что всё у меня хорошо, мне выделили — Вы не поверите! — отдельную комнату, мою собственную, и я могу работать в лаборатории самостоятельно после того, как закончу ассистировать магистру или его ученикам. До сих пор не могу поверить, что весь этот ужас, голод, неустроенность — всё позади. Нет слов, чтобы выразить Вам мою благодарность за возможность покинуть Хасмал. Да благословит Создатель Ваше доброе сердце! Целую Ваши натруженные руки, до последнего вздоха Ваша преданная ученица Луиза Бестолочь Косорукая».
Я кривовато улыбнулась. Мы договаривались с девочкой, что та даст мне знать условленными знаками, если что-то не так. Конечно, помочь ей было бы сложно, но контрабандисты тоже люди… или эльфы, или гномы… и им тоже надо лечиться. Способы нашлись бы. Не особенно надёжные, медленные, дорогостоящие, но нашлись. Однако судя по подписи, у Луизы всё было в порядке, её не продали ни в рабство, ни в бордель, и она действительно работает у Галленуса в лаборатории, а не моет полы. Хоть что-то хорошее. И хоть какая-то польза от Хартии. Впрочем, обещанные ингредиенты, да ещё надлежащего качества, а не то, что неохотно притаскивали с собой солдаты, которым поручали набрать того и этого, будто мало у них своих забот… Как только удастся создать хоть небольшой, хоть на два-три дня вперёд, запас лекарств, надо будет вернуться к кое-каким исследованиям.
Я снова сложила листок треугольником и сунула его в карман. Надо будет написать ответ и придумать, как и с кем передать его. Зависеть от Хартии ещё и в переписке с ученицей всё-таки не хотелось.
========== Глава четвёртая ==========
Коул: Я не знал, кто я. Маги боялись, их боль звала меня, и я их освобождал.
Вивьен: Ты помогал магам сбежать?
Коул: Я убивал их, чтобы храмовники их больше не обижали.
Вивьен: Разумеется. Я могла догадаться, что помощь демона всегда сводится к кровопролитию.
Коул: Это было неправильно. Мне жаль.
— Вот, я же говорил, что она опять торчит в лаборатории, — для орлесианского шевалье сэр Этьен был вполне приличным парнем. Кто-то бы ещё сказал ему, что его очаровательная бесцеремонность и милая бестактность кажутся таковыми разве что ему самому. — Если Стентон не пьёт и не шушукается с подозрительными гномами по тёмным углам, значит, она варит очередное снадобье, которое даже из сенешаля Лизбет сделает привлекательную женщину. Добрый вечер, Элисса. Я правильно говорю?