Фотограф

Лючия ушла из нашей жизни навсегда. И для меня открывались новые возможности.

В пятницу я отправила Амелии сообщение и спросила, посидеть ли мне с Натали. Через десять минут она ответила. Она согласилась. Согласилась!

Я едва пережила напряжение предыдущих трех недель. Мне казалось, что я тону, а сообщение Амелии оказалось спасательным кругом, брошенным в мою сторону.

Когда я приехала в дом Страубов, дверь открыла Натали. Я ужасно по ней скучала. Девочка просияла, когда увидела меня. Может, она тоже по мне скучала. Я поцеловала ее в лоб.

– Как ты, дорогая?

– Мама и папа… Просто сошли с ума, – говорила Натали, пока мы шли в кухню. – В основном мама. Все из-за этой фигни с ребенком. Я не понимаю, что с ними не так.

На Натали были узкие джинсы и блестящая футболка с фиолетовым единорогом. Острые лопатки и абсолютно плоский живот заставили меня задуматься, нормально ли она ест. Не заразила ли ее тревога родителей. Глаза Натали казались огромными, а кожа еще более прозрачной, чем обычно. Она грызла ногти и кожу вокруг них. Ицхак лежал поблизости, тихо поскуливая.

– Мама говорила, что у тебя есть сын в Калифорнии. Почему ты никогда не рассказываешь о нем?

Комментарий Натали меня не обеспокоил. Я знала, что в конце концов дойдет до этих расспросов. Но я уже лучше понимала характер Джаспера, и мне действительно нравилось говорить о нем.

– Просто не хотела беспокоить тебя или твою маму своими проблемами.

– Я знаю, что ты в разводе. Родители Пайпер тоже развелись. Иногда я думаю, что и моим родителям стоит. Они ведут себя так, будто ненавидят друг друга. – На руке Натали был браслет из цветных бусинок, на котором было написано ее имя. – Пайпер сказала, что отношения ее родителей стали более дружескими после развода.

– В каждом браке бывают проблемы, но обычно они разрешаются.

– Почему у тебя не получилось?

Вечернее солнце проникало через двери позади Натали и слепило меня. Кухню пересекали длинные тени.

– Бывают исключения. Тут важно сделать правильный выбор.

– Как зовут твоего сына? – спросила Натали.

– Джаспер.

Я представила его: золотистая кожа, темные пряди волос, большие карие глаза, маленькое крепкое тело. Я представляла его в Калифорнии с его отцом, на пляже среди волн с белыми шапками, пальцы ног утопали в мокром песке.

Ицхак подошел ближе, и Натали погладила его босой ногой.

– Когда он приедет?

– Надеюсь, скоро.

Солнце ушло за большую ветвь вишневого дерева во дворе Страубов, временно избавив меня от необходимости щуриться, глядя на девочку.

Натали взяла карандаш, лежавший на кухонном столе, и теребила его в пальцах.

– Я бы хотела с ним познакомиться.

– Когда-нибудь обязательно.

Джаспер был моим творением, точно таким же, как был бы ребенок из моего чрева, если бы это случилось. И поскольку я знала его так хорошо – каждую ресничку, каждый ноготь на ноге, – я могла говорить о нем с полной откровенностью. Без извинений.

Натали положила карандаш обратно на стол и закрутила его. В тишине мы услышали, как тяжело дышит Ицхак. Натали наклонилась к собаке.

– Я боюсь, что Ицхак умрет.

– Ох, милая.

– Он почти все время спит. Когда я прихожу из школы, он больше не прибегает здороваться. Думаю, это все его проблемы с сердцем.

В это время суток подвесной стеклянный шкаф светился, как и все бокалы внутри него.

– У него плохое зрение и слух, – продолжила девочка. – Но он все еще чувствует меня. У Ицхака невероятное обоняние. Ты знаешь, что нос ищейки от десяти до ста миллионов раз чувствительнее человеческого?

Она понюхала воздух, словно проверяя чувствительность собственного носа.

– Это потрясающе!

Теперь свет падал на одну половину лица Натали. В серых глазах заискрились маленькие желтые крапинки. Я сделала несколько долгих медленных вдохов – боль в груди утихала.

– Некоторые ищейки могут обнаружить человека, который прикасался к самодельной бомбе, даже после того, как она уже взорвалась. – Натали слезла со стула и села на пол рядом с Ицхаком. – Они могут обнаружить один миллиграмм человеческого пота среди ста миллионов кубических метров воздуха. Эти собаки-ищейки такие классные. Я бы хотела встретить хоть одну из них.

Ицхак подставил голову, и девочка почесала его между ушей.

– Ты мой лучший друг. Верно, приятель?

– Ицхак так сильно любит тебя.

– Я читала, что некоторые собаки уходят умирать. – Натали гладила пса по животу. – Это правда?

Солнце быстро садилось за живую изгородь в глубине двора.

– Ицхак, пожалуйста, не делай этого, – девочка продолжала говорить с собакой. – Я боюсь, что однажды приду домой, а его уже здесь не будет. Никто не узнает, куда он ушел.

Дом словно потускнел. Ицхак встал и, хромая, пошел прочь от Натали к высоким стеклянным дверям.

– Может быть, собаки, которые уходят умирать, надеются избавить своих хозяев от боли быть свидетелями их смерти. Я была одна со своим дядей, когда у него случился сердечный приступ. Мне тогда было двенадцать. Я вызвала скорую, но, к сожалению, он умер до их приезда.

Натали подтянула худые коленки к груди.

– Думаю, незнание хуже.