"Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать себя из страха пред тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость".
Думаю, что явив собой уникальную сокровищницу одного из романтических направлений еврейского ума и еврейской нравственности, они и сейчас не могут не привлекать нас неотразимым образом. Ведь они оказались едва ли не первыми прообразами и монастырей, и различных европейских коммун, и надежд французских революций на равенство и братство, и идеалов научного коммунизма, и неудавшихся советских колхозов, и очень удавшихся израильских киббуцев. То есть на протяжение последних трех столетий человечество без устали пробовало и будет продолжать пробовать их социальный опыт, несмотря на поражения, потому что бедным массам всегда будет казаться, что единственно логичный выход из несправедливости – это разделение добра алчных богачей поровну между всеми.
Любопытно, что о такой же еврейской секте, но в Египте, члены которой называли себя терапевтами, рассказывает Филон. Они тоже жили религиозными коммунами и во многом походили на ессеев.
У меня нет возможности, да и нужды, подробно просеивать все детали на оси "иудаизм – ессеи – Иисус" в плане их атрибутивности каждой из этих платформ. Скажем, молитва ессеев лучам восходящего солнца и культ безбрачия были чужды иудаизму. Первое Иисус отринул, второе, по крайней мере, не отрицал и склонен был относить к высшей святости, чем в дальнейшем и воспользовались его последователи. Зато святости субботы – наиважнейшему атрибуту иудаизма, доведенному до абсурда ессеями (см. выше об испражнении), счел возможным не следовать, "ибо Сын человеческий господин и субботы".
Главное же заключалось в следующих требованиях: почитание Бога своих праотцев, соблюдение заповедей иудаизма, обряд "очищающего водоосвящения", чистота совести, воздержание плоти и отрицание чувственных наслаждений, разоблачение лжецов и нечестной наживы, милосердие, отрицание богатства и богачей – вот, что взял Иисус у ессеев после долгих лет жизни среди них.
"Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство Божие" – эти слова Иисуса стали хрестоматийными, равно как и совет богатому юноше, спросившему его однажды, что делать, "чтобы иметь жизнь вечную". Назвав заповеди, почитание родителей и любовь к ближнему, Иисус сказал: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение свое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах" (Ев. от Матфея, 19, 16-24).
Ну и, конечно же, учение о бессмертии души, о загробном наказании и поощрении тоже всецело было почерпнуто Давидовым сыном у ессеев. Разбухшее до устрашающих размеров в творческой фантазии ультраморальных теологов средневековья, оно-то и стало для христианства великим подспорьем в деле воспитания непослушных народных масс.
На фоне подробного рассказа о ессеях, которым отданы страницы не только "Иудейской войны", но и "Иудейских древностей", более, чем лаконичное упоминание Флавием Христа, кажется странным. Абзац в восемнадцатой книге "Иудейских древностей", сообщающий о христианах, Христе и казнившем его Пилате, ученые считают фальшивкой, привнесенной кем-то из средневековой книги Агапия "Всемирная история", где есть точно такой же абзац. Подделки такого рода раннехристианских свидетельств средневековыми фанатами имели немалое хождение. Шла борьба, как я уже говорил, за выкорчевывание из христианства еврейского стержня.
В двадцатой же книге "Иудейских древностей" сообщение, соответствующее новозаветному писанию, составляет всего 4 строчки. В них говорится, как первосвященник Анан "собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как несколько других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями". Это – единственное место с именем "Христа", подлинность которого не оспорена комментаторами Флавия. Но даже если оно, на самом деле, принадлежит перу нашего историка, то не забудем, что оно не могло быть написано раньше, чем после окончания Иудейской войны и разрушения Храма Титом, т.е. почти четыре десятилетия спустя после смерти Иисуса.