Ворвавшись в город и захватив царя, взбесившийся Навуходоносор начал с лекции по основам морали царю Седекию. Он упрекал поставленного им же на престол еврейского царя в клятвопреступлении, нарушении благочестия и в черной неблагодарности. Потом тут же, в присутствии Седекия, перерезал его сыновей и приближенных, ему же самому выколол глаза и закованным отправил в Вавилон. После этого царский дворец, храм и весь город были разграблены, сожены и сравнены с землей, а народ угнан в плен.
Иосиф Флавий называет цифру в 470 лет, 6 месяцев и 10 дней существования храма после его сооружения царем Соломоном. За этот период мы пережили три катастрофы: разделение страны на два враждебных царства и поочередная гибель каждого из них, причем в идентичных обстоятельствах и по сходным причинам. С религиозной точки зрения, это было Божьим наказанием за грехи наших великих предков и за нарушение народом договорного обещания жить по Его законам.
С точки зрения реализма, думаю, что ни один народ в мире не потянул бы на эти высокие и крайние требования. Мы просто были малочисленны, на малой земле, в окружении воинствующих народов, то и дело на нее зарившихся, как, впрочем, и мы – на землю других народов. В этих жесточайших условиях – кто кого – мы не только не нашли в себе практической жилки (в чрезмерности которой нас обвиняют сейчас все, кому не лень) для усиления внутринациональных непрочных связок, государственной дисциплины и рационального хозяйствования, но, напротив, – мы делились на части, на страны, на партии, на враждующие лагеря, на кто больше поклонов отвесит некоторому великому Абсолюту.
Я не знаю, чего больше было в нас по отношению к Нему: веры или страха. Скорее всего, это был некий симбиоз веры под страхом, ставший идеологической доктриной и не выдержавший испытаний жизнью.
Virtual nation
Потеряв землю, мы вынуждены были ухватиться за догмат веры с удвоенной энергией, поскольку ничего другого не осталось.
В английском языке есть понятие virtual reality. Это, как бы, отраженная реальность. Реальность, которая не существует и, вместе с тем, существует, благодаря тому, что наделена тем же идейным содержанием (теми же атрибутами, параметрами, свойствами), что и всамделишная. Поэтому – и это, пожалуй, главное – человек чувствует себя в ней точно так же, как в ее прототипе, т. е., в действительности.
Вот такую
Не знаю, насколько этимологически близки понятия virtual nation и
Наряду с диаспорой, именно в эти годы появляется синагога (дом молитвы) – совершенно новый, по сравнению с храмом, институт отправления веры, причем веры исключительно, теперь уже, национального самовыражения. Успех синагог в диаспоре – свидетельство того, что мы сумели, вместе с самым необходимым для жизни, втиснуть в баулы и наше вероучение. Это была, по меткому слову Даймонта, – религия в упаковке, религия, готовая к транспортировке, религия, не нуждающаяся в собственной земле, в жизни на родине.
Понятно, что это не могло не повлиять и на характер нашего патриотизма. Тора, Книга законов, Заветы отцов и весь набор религиозных догматов стали для нас важнее, чем наличие своей земли, стали нашей единственной родиной. Ну а если родина – в нагрудном кармане, или, на худой конец, в квартале от дома – в синагоге, то какая разница, где жить!
Это новое мироощущение подкреплялось еще и тем, что чужеземная почва, обозначенная столь страшным словом, как плен (Вавилонский плен), оказалась вполне подходящей для жизни и, за исключением малой прослойки непокорных упрямцев, пришлась нам по вкусу. Не испытывая неприязни со стороны местного населения, евреи постепенно начали благоустраиваться, преуспевать в ремеслах и торговле, подвязаться на чиновничьей службе и даже входить в состав царского двора и правительства.