Fourth Screem

Жизнь в этой первой (если не считать Египта) диаспоре настолько понрави­лась, что, когда лет 50 спустя персидский царь Кир II, захватив Вавилонию, разре­шил вернуться на родную разоренную землю и отстроить храм, не все и не сразу проявили желание к возвращению. Понадобилось еще лет 20, чтобы в массовом порядке по­тянуться назад, в родные пенаты. Во всяком случае, второе возвращение никак не походило на первое (египетское) ни числом, ни крайностями нужды, ни суровыми условиями бегства или исхода. Напротив, немалым толчком к массовому исходу на сей раз послужила, своего рода, дополнительная приманка. Расходы по восста­нов­лению Иерусалима и храма Кир II взял на себя, иерусалимская храмовая об­щина, как пишут истори­ки, комментаторы Флавия, была освобождена от царских нало­гов и повинностей и, больше того, поборами и повинностями в пользу евре­ев облагалось местное (нееврейское) население.

Еврейская религиозная мысль этот новый исторический акт в национальной трагедии приписывает, естественно, канцелярии Всевышнего. Что ж, пусть будет так. Он принял решение испытать нас вто­рично или дал возможность второй по­пыт­­ки, кото­рую, как известно, мы снова завалили. Правда, не сразу, а спустя пол­ты­сяче­ле­тия. Так что отда­дим Ему должное: со временем Он явно не поскупил­ся. Вот вам, сказал, еще пять сотен долгих лет, пробуйте, дерзайте.

Таким образом, вторично возвращенные из-за рубежа, мы вновь начали с нуля и на испепеленной земле отцов вновь отстроили свое отечество – новую Иудею, с новым Иерусалимом и новым храмом.

Второй виток нашего возрождения – это, по сути, история перманентно окку­пированной кем-то страны. В этот период на авансцену мировой истории юго-за­падного и ближневосточного пространства выходят поочередно такие крупные империи, как Македония, Греция с ее необыкновенно развитой и заразительной культурой элли­низма, на­конец, Рим. В составе этих гигантов маленькая Иудея не всегда напрямую подчинялась оккупантам, а входила в состав более крупных тер­риториально-административных образований (например, при римлянах, в состав Сирийского края). Кроме того, ей не принадлежали ни Самария, ни Галилея, кото­рые были отдельными тетрархиями.

Оккупация той поры ни в малейшем приближении не сравнима с тем, что при­несла в наш ХХ век фашистская Германия. Иудея, как и другие завоеванные стра­ны, имела свое правительство, свое хозяйство, свою национальную жизнь и только обязана была платить оккупантам большие налоги и, конечно, терпеть власть их наместника. Этого, однако, было достаточно, чтобы усложнить и усилить драматизм и без того нелегкой жизни.

Сменялись цари и императоры, на смену лояльным и терпимым к "страннос­тям" иудеев, если они только послушны и аккуратны в налоговых платежах, при­ходили подонки и самодуры, которые издевательски назло попирали национальные религиозные святыни. Тогда взрывалась пороховая бочка терпения, и на теле непо­кор­ной нации полыхали пожары восстаний и народ­ных войн, уносившие десятки ты­сяч жизней.

Иудаизм все эти пять сто­летий оставался не только еди­ным и непохо­жим на все, что окружало, но и само отношение евреев к религиозному догмату ­– на грани жизни и смерти – было из ряда вон выходящим. Ни один народ столь ревностно к своим рели­гиям не относился. Поэтому все основные конфликты с господами ок­ку­пантами и воз­никали на этой религиозно-идейной оси, проявляясь чаще всего во внешнем плане ритуала и обрядности.

Вместе с тем, надо помнить, что эти священные мятежи и войны от­нюдь не были однородны по своей идейной мотивировке и далеко не всегда пользо­вались всенародной под­дер­ж­кой.

Диас­по­ра, однажды начатая в Вавилоне, уже не исчезала, а, напротив, неук­лон­но росла и ширилась за счет эмиграции. К моменту греческого господства начинается процесс еврейской эмиграции, которая с приходом римлян становится массовой. Не было уголка, входящего в состав римской империи, где бы не жили евреи, причем с неимоверно активным усвоением ими господствующих культур. В особен­ности, конечно, эллинской. Эта часть еврейства, в большинстве зажиточная и обра­зо­ванная, гораздо сдержаннее относи­лась к догматам иудаизма и терпимее к фак­там оккупации, оказываясь порой без знаний языка своего наро­да, как, скажем, мы сейчас в Америке и Европе.

И, как многие из нас сейчас в Америке и Европе, немало любя свою родину и остро переживая ее судьбу, многие тогдашние евреи диаспоры не считали возмож­ным ока­зать ей честь своим посеще­нием. Наверное, тоже потому, что это было соп­ряжено с некоторым риском для собственной драгоценной жизни. Как и сейчас.

Собственно, чтобы понять жизнь и мотивы расслоения, и мотивы размежева­ния наших предков в эпоху Греции и Рима, достаточно взглянуть нам на себя сегод­няшних. Перед ними стояли те же проблемы ассимиляции и защиты корней, как и перед нами сегодня. И, как мы сегодня, они столбенели перед их неразрешимо­стью.