Fourth Screem

"Нет сомнения, – пишет Черток, – что самозванные пророки, как и си­ка­рии, исходили из чисто патриотических побуждений; все они выходили из недр одной общей партии ревнителей (зелотов) и стремились к одной цели: освободить нацию от чужеземного гнета, но крайнее ожесточение, с которым они преследовали свои цели, сделали их в действительности стра­ш­ным би­чем для страны. Возможно, однако, что в рядах борцов за свободу находи­лись и искатели наживы и профессиональные разбойники, которые весь смысл своего существования видели в смутах и анархии". (Одно из приме­ча­ний к "ИВ", кн. 2, гл. 13).

Черток переводил Флавия задолго до Октября. Ему в революции еще не откры­лось это знаменитое блоковское "ножичком полосну, полосну". По­­этому то, что для него предположительно ("возможно"), мне, грешному, ка­жется ясным, как Божий день. Правдивость кар­тины, на­ри­сованной Флавием, удостоверяется открывшимся нам социаль­но-пси­холо­гическим аспектом революций.

"Обманщики (читай: революционеры – Л.Л.) и разбойники, – замечает Флавий, – соединились на общее де­ло. Мно­­гих они склонили к отпадению, воодушевляя их на войну за осво­бождение, другим же, подчинившимся рим­скому владычеству, они грозили смертью, заявляя открыто, что те, ко­то­рые добровольно предпочитают рабство, дол­­жны быть принуждены к сво­боде" (Там же).

Принуждение к свободе! Господи, кому это еще не знакомо в нашем два­д­цатом, изрядно уставшем от революций веке!

"Разделившись на группы, – продолжает Флавий, – они рассеялись по всей стране, грабили дома облеченных властью лиц, а их самих убивали и сжигали целые деревни. Вся Иудея была полна их насилий, и с каждым днем эта война загоралась все сильнее" (Там же).

Не напоминает ли это нам современных арабов Египта и Алжира, ко­то­рые такими же методами принуждают к исламской "свободе" своих согра­ж­дан, нахо­­дящихся, на их взгляд, в духовном рабстве у Америки?

Флавий знал все это изнутри. Он возглавлял во время войны восстав­шую Галилею. Но особенное доверие к его свидетельствам вызывает и тот факт, что он нисколько не смягчает опи­са­ний и римских наместников. Они поданы с той же суровой объективно­стью.

Непосредственными виновниками катаст­рофы он называет прокура­то­ра Иудеи Альбина и сменившего его Гессия Фло­­ра. Оба правили за 7 и 6 лет, соотве­т­­ственно, до разрушения Храма. Вот что он пишет об Альбине:

"Не было того злодейства, которого он бы не совершил. Мало того, что он похищал общественные кассы, массу частных лиц лишил состояния и весь народ отягощал непосильными налогами, но он за выкуп возвращал свободу преступникам... которые действовали заодно с Альбином. Каждый из этих злодеев окружал себя собственной кликой, а над всеми... царил Аль­­бин, употреблявший своих сообщников на ограбление благонамеренных граждан... Вооб­ще никто не смел произнесть свободное слово – люди имели над собою не од­­ного, а целую орду тиранов" (Там же, гл.14).

Флор делал то же самое, но с более открытой наглостью, словно соз­на­тельно и планомерно побуждал Иудею к мятежу. "Обогащаться за счет еди­ничных лиц ему казалось чересчур ничтожным; целые города он разгра­бил, целые общины он разорил до основания, и немного не доставало для того, чтобы он провозгласил по всей стране: каждый может грабить где ему угод­но с тем только условием, чтобы вместе с ним делить добычу. Це­лые окру­га обезлюдели вследствие его алчности; многие покидали свои родовые жили­ща и бежали в чужие провинции" (Там же).

Как видим, атмосфера в стране накануне восстания была до предела накаленной, чему способствовали силы разнородного происхождения: от оккупационных до собственно национальных. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что неизбежность надвигавшейся катастрофы не была столь фатально предопределенной, как это выглядит в контексте брожения ни­зов. В верхних сферах имелись силы, способные ее предотвратить.

Дело в том, что почти все значительные конфликты с угнетателями чаще всего доходили до императорских канцелярий и там более или менее благополучно разре­шались. Альбин продержался на посту прокуратора не более года, Флор, по-моему, – не более двух лет. Богатые еврейские фина­н­­систы в Риме, высокие еврейские чиновники при дворе, еврейские цари, на­значаемые императорами и порой связанные с ними узами брачных отно­ше­ний своих родственников, а также просто благосклонно относившиеся к иуде­ям и иудаизму влиятельные римляне, как, скажем, жена императора Нерона Поппея – все они часто вступались за угнетенных и выигрывали.

Даже конфликт, связанный с требованием Гая разместить в стране его изображения, был улажен. Царю Агриппе удалось убедить его в том, что изображения несовместимы с еврейской верой. Он, правда, взбесился и при­казал казнить Петрония, когда узнал, что тот не справился с зада­нием. Но бы­ло поздно: он пал внезапно от руки заговорщиков.

Частые кровавые стычки евреев Александрии с греками, а евреев Ке­са­­реи с сирийцами то­же не обходились без вмешательства императоров и, по боль­шей части, разрешались в пользу евреев.