Fourth Screem

Таким образом, народ оказался в ловушке, в положении полной безна­дежности и отчаяния. С приближением голода, карательные отряды зело­тов станови­лись все более свирепыми. Они врывались в дома и отбирали у людей последние крохи пищи с не меньшим энтузиазмом, чем знаменитые сталинские продотрядчики. Не менее жес­токо каралось и сокры­тие продук­тов, причем чаще всего – ложное подозрение в сокрытии.

"Раз отнята была возможность бегства из города, то и всякий путь спа­сения был отрезан иудеям. А голод между тем, становясь с каждым днем все более сильным, похищал у народа целые дома и семейства. Крыши были покрыты изможденными женщинами и детьми, а улицы – мертвыми стариками. Мальчики и юноши, болезненно раздутые, блуждали, как приз­раки, на площадях города и падали на землю там, где их застига­ла голод­ная смерть. Хоронить близких мертвецов ослабленные не имели больше сил, а более крепкие робели перед множеством трупов и неизве­ст­ностью, висевшей над их собственной будущностью... Никто не плакал, никто не стенал над этим бедствием: голод умертвил всякую чувствитель­ность" ("ИВ" кн. 5, гл 12).

Совсем недавно я встретил в Торе одну из страшнейших угроз Все­вышнего, которую Он обещал воплотить в жизнь в том случае, если народ впадет в непослушание. Там говорится о матери, чье око "злобно будет смотреть... на мужа лона ее и на сына ее, и на дочь ее. И на послед ее, выходящий из нее, и на детей ее, которых она родит; потому что она будет есть их, при недостатке во всем, тайно, в осаде и в угнетении, в которое по­вергнет тебя (народ – Л.Л.) враг твой во вратах твоих" ("Второзаконие", 28, 56-57).

Флавий рассказывает о реальном случае каннибализма, но не варвар­с­ком, а пот­рясающе трагическом, точно он имел место в полном соответст­вии с обещанным свыше. Доведенная до последнего отчаяния и безумной зло­бы женщина умертвила своего грудного ребенка "изжарила его и съела одну половину", а другую предложила группе зелотов, пришед­ших к ней с оче­редным обыском. "В страхе и трепете разбойники удали­лись. Весть об этом вопиющем деле тотчас распространилась по всему го­роду".

Я бы не приводил этот страшный пример, если бы не примечание ис­то­­рика-переводчика, согласно которому "подобные сцены умерщвления и съедания ма­терями своих детей" описаны и в наших талмудических источ­никах ("ИВ" кн. 6, гл. 3). Значит, это правда. Значит не выдумал ничего историк, оче­видец и участник этой войны Иосиф Флавий, вопреки мнению невежд, счи­тающим его продавшимся римлянам.

И если это правда, то пусть кто-нибудь из моих сегодняшних сопле­менников отве­тит на простые вопросы: какие причины могли быть доста­точными, чтобы дове­с­ти свой на­род и свою страну до такого состояния? Какая верность Заветам бы­ла достаточной, чтобы мы ринулись в это ге­рои­ческое самоу­бий­ство? Ка­кое издевательство римского наместника могло быть достаточ­ным, чтобы хо­тя бы сравниться с тем, что мы сами с собой сотворили?

Изображения императора в Иерусалиме? Свиные жертво­при­­­­но­ше­ния? Сво­лочизм грека, отказавшегося продать землю, на которой сто­я­ла си­на­гога? Ог­рабление казны на 17 талантов прокуратором-подонком? Убий­ство верующего еврейского пилигрима на пустынной дороге?..

Я стараюсь перечислить все, что знаю, все, что донесла до нас исто­рия – и не могу найти ничего (ни по отдельности, ни оптом), что могло быть достаточным, чтобы оправ­дать возгоревшийся в нас ин­стинкт смерти над жизнью! Гибель страны и народа! Захо­ро­нение собствен­но­го отечества почти на две тысячи лет!...

Крепость Масада не сдавалась даже тогда, когда ее коман­диру, това­рищу Элеазару, уже было известно, что страна уничтожена, храм сравнен с землей (кстати, на добрую половину он был разрушен и сожжен самими вождями нашими!) и защищать, в общем-то, больше нечего. Конечно же, в случае сдачи, ее командному составу грозила казнь, но зато остались бы в живых остальные несколько сотен человек.

Ан, нет. Коли мне не миновать смерти, то и народу тоже. Та же воз­вышенная логика, что и у вождей растерзанной столицы.

Сейчас многие историки подвергают сомнению подвиг защитников про­славленной крепости. В недав­ней передаче о ней по телевизору, в ко­торой принимали участие и историки-евреи, вопрос так и стоял: подвиг или пара­нойя безумия?

Из 960 человек спаслись только две женщины и пяте­ро детей, кото­рым удалось спрятаться в подземном водостоке. Римляне их допрашивали. Не исключено, что материалы этого допроса попали и к Флавию. Во всяком случае, версии Флавия придерживается и современный еврейский историк Уолтер Зангер (Walter Zanger). Массового самоубийства в бук­вальном смысле слова не было – было убийство. Но какое!

Каждый мужчина убил сначала всех членов своей семьи. Затем были избраны десять человек, "которые должны были заколоть всех остальных".