Франкенштейн в Багдаде

Она не отпускала его, и они простояли так еще две минуты, пока Умм Салим и другие женщины не подошли поближе и не окружили их плотным кольцом. Умм Салим взяла Даниэля за локоть, чтобы удостовериться, что все это ей не мерещится. Даниэль освободился из объятий взволнованной старушки, улыбнулся ей и понял, что пришло время объяснить, что происходит.

– Как ты? – спросил он ее по-ассирийски.

Она посмотрела ему в лицо, погладила по плечам и, взяв нежно за руку, повела в дом:

– Я в порядке. Спасибо.

Уже в гостиной дьякон, чтобы вернуть старушку с небес на землю, заговорил решительным тоном. У него совсем нет времени. Он должен скорее вернуться к своей семье в Анкаву. От нее требуется ясный ответ. Отец Иосия ждет. Хильда и Матильда сейчас в Анкаве. Вместе с детьми они прилетели из Австралии только с одной целью – забрать ее с собой.

– Это Даниэль, твой внук, Илишу… Старший сын Хильды… Она же посылала тебе фотографию по почте… Ты признала его? – произнес Надир Шмуни, глядя ей прямо в лицо и понимая, что в голове у нее все перепуталось, что ей нужно время, чтобы осознать, кто этот молодой человек перед ней, от которого она глаз отвести не может.

Похоже, ее дочери нашли способ, как повлиять на мать. Они взывали к ее разуму, не понимая, что у Илишу своя логика, ему не подвластная. Так они решили, переговариваясь по телефону с отцом Иосией. Надежда на воскрешение и возвращение сына умрет только вместе с ней. Даже когда она в последний раз сомкнет веки, будет надеяться, что сын еще вернется, когда ее уже не будет. Она будет ждать до последнего часа, отпущенного ей Богом. Отказаться от этой мысли для нее значит предать сына, совершить тяжкий грех. Если она умрет прежде, такова воля Божья, но не ее. Забрать ее из дома силой, связав по рукам и ногам, просто невозможно. Последнее средство, предложенное отцом Иосией, – воспользоваться тем, что сходство ее внука Даниэля с покойным дядей настолько поразительно, что оно должно привести старушку в замешательство. Только этот юноша обладает силой, способной сдвинуть Илишу с места. Матильда и Хильда с сыном прилетели в Ирак и остановились в доме дьякона Надира Шмуни в Анкаве, а на следующий день дьякон с Даниэлем отправились в Багдад. Молодой человек, который плохо говорил по-арабски, но знал английский и ассирийский, сильно переживал, сможет ли он выполнить важнейшую миссию, возложенную на него семьей. Вместе с тем он испытывал теплые чувства к бабушке, которую плохо помнил, так как покинул ее дом маленьким мальчиком. Он ехал в Багдад в сопровождении дьякона, пытаясь отыскать в памяти какие-то впечатления детства. Перед поездкой он пересмотрел старые фото, которые показывала ему мать уже в Мельбурне.

Заговорщики рассчитывали только на одно – что старушка будет потрясена, когда увидит Даниэля, и последует за ним, куда бы он ни предложил ей поехать. Это было не совсем честно, но ловушка, в которую должна будет угодить Илишу, похоже, единственное верное средство. По задумке, Даниэль и дьякон не должны были дать ей времени опомниться, иначе она заупрямится, как раньше, и будет сопротивляться.

Даниэль сказал ей, что она должна поехать с ним, продав дом и вещи. Они должны жить вместе. Он говорил искренне и во время разговора почувствовал, что и ему дорог этот дом. Им овладела непонятная грусть, как только он провел взглядом по стене с черно-белыми фотографиями. Место было как будто знакомо, в памяти начали всплывать размытые образы, какие-то отрывки из детства, как он больше десяти лет тому назад навещал с мамой бабушку и деда. Казалось, воспоминания, которые до сих пор тонкой струйкой просачивались в его сны и приходили порой в виде тревожных знаков, вот-вот хлынут потоком, пробудь он здесь с Илишу какое-то время.

Дьякон оставил их наедине собирать по крупицам прошлое, а сам отправился в квартал Карадж аль-Амана. Нужно было разобраться с арендой брошенного им дома, навестить некоторых родственников и друзей, а также получить выписки из приходской книги для Илишу. В том, что она уедет из страны вслед за внуком, он уже не сомневался, поэтому даже не спросил ее одобрения.

Ее беседа с внуком затянулась до глубокой ночи. Чем больше они разговаривали, тем больше общих с этой сухонькой старушкой воспоминаний Даниэль находил. Илишу преследовало наваждение, что она действительно видит перед собой сына. Она могла поклясться, что именно бледный изможденный покойник мелькнул отражением в окне на кухне, когда она стояла у плиты при тусклом свете керосинки и повернулась еще раз взглянуть на внука. Столько лет уже прошло, а она все равно оставалась матерью двадцатилетнего юноши, так страшащегося войны. Поэтому она дала волю чувствам, которые кипели в ней, не находя выхода все эти годы, – потрогать, потрясти мальчика, погладить его волосы, вдохнуть его запах, притянуть за плечи к себе. Вот что придавало жизни смысл, и ради этого она была готова пойти на что угодно.