Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

Но, вероятно, к 1870 году времена изменились. Австропрусская война была войной ради обретения власти, не отягощаемой национальной враждебностью. Бисмарк, возможно, видел войну с Францией в том же свете, но вот его соотечественники не желали. Для них она открывала возможность расплаты за 200 лет унижений и способ избавления от досадного комплекса неполноценности, уходившего корнями в минувшее тысячелетие. Что касается французов, Бисмарк судил верно: разве можно было ожидать, что одно только правительство сумеет удержать в ежовых рукавицах своих предшественников. Однако, какими бы тихонями ни казались французские крестьяне, именно благодаря их безразличию к событиям в Париже – если они только не представляли угрозу его собственности – и оставался так надолго государственный механизм в руках у тех, кто первым подоспел к его рычагам, в то время как традиции как левых, так и правых слишком глубоко увязли в воспоминаниях о былой военной славе лидеров и того и другого крыла, чтобы раз и навсегда примириться с соглашением, хоть и вполне умеренным по тональности, но ставившим Францию в разряд второстепенных европейских стран. Поражение армии Второй империи – численно не очень и значимой группы защитников режима, чья популярность более чем сомнительна – нельзя было приравнивать к поражению

Франции как державы до тех пор, пока страна располагала и людьми, и ресурсами для продолжения борьбы. Если немцев не удовлетворяла такая победа, то французы никак не желали принять свое поражение. Фавр был прав. После встречи в Ферьере война уже больше не должна была быть делом профессиональных армий, сражавшихся в интересах баланса сил: теперь она должна была стать нецивилизованной «битвой народов», народной войной, и мы сейчас должны заняться рассмотрением именно этого ее аспекта.

Нация с оружием в руках

Франция не всегда была готова безоговорочно последовать за лидером, выдвинутым парижанами. В 1830 году она приняла Июльскую революцию достаточно спокойно, но в 1848 году французские крестьяне продемонстрировали и голосами, а в июне того же года и оружием, что завладевшие умами жителей столичных пригородов идеи отнюдь не находят отклика в остальной Франции, и диктатура Наполеона III, как и Наполеона I, опиралась в основном на уступки крестьянских землевладельцев режиму, гарантировавшему им защиту от клерикалов-реакционеров и социалистов-революционеров. И все же новость о Сентябрьской революции была воспринята в провинциях в самом худшем случае спокойно, а в лучшем – с необузданным восторгом. Захватившие власть в Лионе и Марселе республиканцы не дожидались новостей из Парижа, а в Ниме, Ницце, Маконе, Сен-Этьене и Бордо вспыхнули восстания, едва там узнали новости из Парижа. Более бесстрастные области центра и севера Франции приняли изменения, как говорится, faute de mieux (за неимением лучшего), и префекты или признали новый режим, или же передали власть местным республиканским комитетам. Пленение императора и бегство императрицы лишили бонапартистов объединяющей силы, в то время как легитимисты и орлеанисты были лишь приверженцами определенных идей, но не готовыми к действию группировками. Отчеты и имперских префектов, и республиканских, немедленно направленных Гамбеттой на их замену, почти единодушно свидетельствуют о «сохраняемом повсюду спокойствии и порядке» и лишь вскользь о всеобщем желании продолжить войну и защищать каждую пядь французской земли. Мудрость правительства, заявившего о себе как о равноудаленном от всех партий, как и лидера правительства национальной обороны, возымела заслуженный успех. Даже в Бретани, цитадели легитимизма, где провозглашение республики было повсеместно встречено с тревогой, намерение дать отпор противнику из-за Рейна возобладало над соображениями внутренней политики, и повсюду звучали страстные призывы взяться за оружие и продолжить партизанскую кампанию в традициях шуанов. Даже когда волна энтузиазма стала спадать, он вновь разгорелся, когда Фавр опубликовал условия, на которых Бисмарк в Ферьере согласился заключить мир. «Не может быть никакого ответа на такие наглые требования, – было заявлено в правительственном коммюнике, – кроме guerre а outrance (война до победного конца), и повсюду по Франции, от городов до крохотных городишек в горах, жители на манифестациях требовали довести до конца борьбу.