Судя по всему, чего-чего, а уж оружия в военных и военно-морских арсеналах было вдоволь, и первое требование республиканских агитаторов – причем далеко не всегда обоснованное вопросами одной только локальной самообороны – состояло в том, чтобы раздать его населению, что приводило к серьезным конфликтам с местными военными властями. Военные большей частью были выслужившимися из рядовых генералами, которым повсеместно не доверяли, считая их потенциальными зачинщиками реакционного государственного переворота. Даже если отбросить в сторону такого рода подозрения, было в избытке причин для разногласий между намерениями префектов мобилизовать все местные ресурсы оружия и людей для локальной самообороны и отказом местных военных отступить от правил без санкций на то военного министерства, которое, пока не оказалось под началом Гамбетты, было столь же щепетильным, как и сами военные. Префект Верхней Марны, региона, которому непосредственно угрожало вторжение, жаловался, что его военный коллега стал самой значительной помехой любой инициативе касательно самообороны, «с которой я бы ни выступил», в то время как префект Лилля утверждал: «Явно налицо заговор всех этих генералов, которые не хотят и пальцем шевельнуть… в Амьене и Аррасе – то же самое, это – преднамеренный сговор». В городах юга префекты, оказавшиеся между, с одной стороны, толпами, требующими оружия и справедливости к предателям-реакционерам, и, с другой, военачальниками, которые так и не поняли политических проблем, вставших перед ними, и лишь выполнявшими приказы своих начальников, попали в тупик. В Лионе после трех недель беспорядков эти конфликты достигли самого драматического кульминационного момента. Там способный префект Шальмель-Лакур потребовал от правительства и получил все необходимые гражданские и военные полномочия для разрешения возникших проблем, и когда военачальник генерал Мазюр отказался признать их из-за отсутствия соответствующего уведомления из военного министерства, префект подверг генерала аресту и две недели продержал его в тюрьме, пока общественное мнение не успокоилось, что позволило тайно вывезти его из-под стражи с последующим переводом генерала на другую должность.
Вот с такими и подобными проблемами в провинциях, а также с непосредственной угрозой вторжения пруссаков и организацией обороны Парижа пришлось столкнуться правительству национальной обороны. Но ситуация развивалась постепенно. Телеграммы, поступавшие в первые несколько дней после 4 сентября, были в основном обнадеживающими. Трошю и его коллегам вполне можно было простить неспособность осознать масштабы и сложность проблем, политических и административных, включавших в себя организацию национальной обороны. Они, конечно, не предвидели, что Мольтке низведет до нуля статус Парижа как столицы Франции. Самое большее, как они полагали, немцы изолируют город на неделю. Но дипломатический корпус был настроен куда менее оптимистично, и явное нежелание представителей ведущих европейских держав оставаться в осажденном городе вынудило правительство 12 сентября направить малочисленную делегацию под руководством самого старшего ее члена, Исаака Кремьё, чтобы представлять его в Туре, с высшим должностным лицом, продолжавшим работу каждого министерства. Несколько дней спустя сообщения о революционных событиях в Лионе заставили правительство направить туда двух своих представителей, Гле-Бизуана и адмирала Фуришона, морского министра и министра колоний Франции, для укрепления положения.