Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

К прибытию в Версаль Тьер уже был убежден, что мир должен быть заключен на самых приемлемых из всех имевшихся благоприятных условий, и охотно взял бы на себя роль посредника в решении вопроса касательно переговоров о перемирии. Бисмарк обеспечил ему проезд в Париж для выяснения условий французов, и 30 октября Тьер повторно въехал в столицу, где проконсультировался с министрами правительства национальной обороны. Его рекомендации заключались в том, чтобы принять любые условия немцев, если они давали возможность проведения выборов, которые наделили бы правительство полномочиями для заключения мира. Трошю, в принципе, был на это согласен, но настаивал на двух оговорках: выборы должны распространиться и на угрожаемые области, на Эльзас и Лотарингию, и Парижу должна быть предоставлена возможность для самостоятельного пополнения запасов в период перемирия. Последняя оговорка, как понимал Тьер, ставила крест на любых переговорах, но правительство на ней зациклилось, и 31 октября Тьер возвратился отчитаться в Версаль. В то же утро Journal Officiel прозрачно намекнул на начало переговоров, объявил о потере Ле-Бурже и, наконец, официально подтвердил факт капитуляции 29 октября Меца и армии Базена.

Новости были хуже некуда и вполне могли стать фатальными для правительства. Стояло холодное мрачное утро, разительно отличавшееся от погожего воскресного, когда Париж свергнул Вторую империю. Делегаты от 20 округов встретились на площади Согласия, маршем прошли до Отель-де-Виль, чтобы объявить о низложении правительства и инаугурации Коммуны. Позор и тревога после публикации в Journal Officiel станом левых не ограничивались. Оказавшаяся расколотой национальная гвардия пребывала в сомнениях, и в толпе перед Отель-де-Виль, где совещались министры, скандировавшей призывы Ра d’armistice! и La guerre a outrance! («Никакого перемирия!» и «Война до победного конца!»), тон задавали представители явно буржуазной прослойки. Экстремисты использовали в своих интересах беспорядок, чтобы ворваться в Отель-де-Виль. Стремясь успокоить разгоряченную толпу, министры согласились предоставить митинговавшим возможность, ту самую, на которой мэры округов настаивали вот уже несколько недель, а именно возможность проведения выборов в муниципальные органы, невзирая на обуявшие их дурные предчувствия, что присутствие левого большинства возымеет катастрофический эффект для провинций. Это была уже самая настоящая Коммуна, хоть таковой и не называлась. Затем подразделения национальной гвардии ворвались в зал, где заседали министры, чтобы объявить их арестованными, а правительство низложенным. Потом последовали многочасовые дебаты, перепалки, все, кто мог, изощрялись в красноречии, но к вечеру стало ясно, что восставшие понятия не имели, как быть дальше. Власть была уже у них в руках, но сама реальность, то есть происходившее в настоящий момент, привлекало куда меньше, чем перспективы. Настроение толпы менялось, и дружественно настроенный батальон национальной гвардии помог Трошю и еще нескольким министрам тайком покинуть здание.

Между тем Дюкро решил, что пора вмешаться и армии. Для военных настал момент показать, что они способны стать залогом безопасности и стабильности общественного строя. Дюкро при поддержке многочисленного войскового формирования прошел по Елисейским Полям, будучи готов для подавления восставших прибегнуть и к митральезам, и к артиллерии, чтобы выбить их из здания Отель-де-Виль, принудить к сдаче и расстрелять на месте наиболее ярых бунтовщиков. «Репрессивные меры возымели бы действие, – как позже высказывался он, – и все закончилось бы». Но у Лувра Дюкро наткнулся на Трошю, и хотя тот согласился, что решительные действия необходимы, все же настоял, чтобы они были предприняты не армией, а умеренно настроенными батальонами национальной гвардии под командованием Жюля Ферри, префекта департамента Сены. Прямая атака подвергла бы опасности жизни плененных министров, а Ферри, не прибегая к силе оружия, вступил бы в переговоры с восставшими, которые, осознав собственное бессилие и перемены настроений толпы, уже куда меньше тревожились бы по поводу революционности, мечтая скорее о том, как бы не теряя лица благополучно убраться подальше. Таким образом, когда к 4 часам утра 1 ноября Трошю и Дюкро самостоятельно добрались до Отель-де-Виль, они убедились, что все уже кончилось. Отчасти в результате договоренности, отчасти потому что потерявший терпение Ферри призвал на подмогу имевшиеся в его распоряжении силы, повстанцы бесследно исчезли, а министров освободили.