Франсуа Гизо: политическая биография

Итак, французское правительство, первоначально заявившее о своей приверженности идее невмешательства во внутренние дела Швейцарии, к концу 1840-х сочло целесообразным руководствоваться соображениями реальной политики, обосновывая необходимость вмешательства в швейцарские дела национальными интересами Франции и интересами общеевропейской безопасности, действуя в согласии с Австрией, Пруссией и Россией[629]. Много лет спустя Гизо писал в «Мемуарах», что допустил ошибку, полагаясь на не вполне достоверные сведения посла Буалеконта, преувеличившего мощь Зондербунда и слишком верившего в успех католической партии. Гизо писал: «Если бы мы лучше знали состояние дел и лучше бы просчитывали возможности, мы бы давали те же советы и сохраняли бы ту же линию поведения наблюдателей, но наблюдателей менее беспокойных и более терпеливых»[630].

А Швейцария до сих пор остается конфедерацией…

Глава 7 Франция и «Северные дворы»: попытка либерально-консервативного синтеза

«Фальшивая» Июльская монархия и «фасадная» Россия: противоречия франко-российских отношений

Июльская революция и приход к власти короля Луи Филиппа резко осложнили международное положение Франции, появилась опасность ее международной изоляции. Наибольшее беспокойство события во Франции вызвали у императора Николая I. Ревностный защитник принципа легитимности, не имея ничего против «короля французов» лично, он был глубоко возмущен обстоятельствами его прихода к власти. Он считал Луи Филиппа узурпатором престола, похитившим корону у малолетнего герцога Бордоского, внука короля Карла X. По его мнению, французы, совершив революцию, нарушили спокойствие в Европе и совершили преступление против законного порядка, основанного решениями Венского конгресса. Поначалу император даже носился с идеей организации вооруженной интервенции во Францию; для выяснения позиций абсолютистских дворов Европы и выработки единой тактики с правительствами Австрии и Пруссии, в Вену и Берлин были направлены генерал-адъютант граф А. Ф. Орлов и генерал И. И. Дибич.

17 августа 1830 г. к французскому поверенному в делах барону Бургоэну явился граф Чернышев с уведомлением, что царь прерывает дипломатические отношения с Францией. Всем русским, полякам и финнам было предписано покинуть территорию Франции; был запрещен въезд в Россию и введен запрет оставаться на территории Российской империи французским подданным; не допускались в русские порты суда под новым французским флагом; был установлен жесткий контроль над подданными Российской империи, путешествующими за границей[631].

Однако Николай I сумел вовремя одуматься, внял голосу разума и предостережениям своих более уравновешенных сановников, прежде всего министра иностранных дел графа К. В. Нессельроде и посла Поццо ди Борго (которого Николай I явно недолюбливал за известную независимость и самостоятельность в суждениях и даже действиях). После того как Луи Филиппа официально признала Великобритания, а затем Австрия и Пруссия, император 18 сентября также объявил о признании герцога Орлеанского «королем французов». Однако на подробном докладе Нессельроде он все-таки написал: «Сдаюсь на ваши рассуждения, но призываю небо в свидетели, что это сделано и останется против моей совести, что это одно из самых тяжелых усилий, которые я когда-либо делал»[632].

Французские подданные, проживавшие на территории России, Польши или Финляндии, а также коммерсанты, занимавшиеся экономической деятельностью в России, вскоре получили разрешение вернуться. Что касается российских подданных, то в соответствии с указом от 27 апреля 1834 г. были определены правила их пребывания за границей. «Срок дозволенного пребывания за границей с узаконенным паспортом» по этому указу составлял 5 лет для дворян, для «всех прочих состояний» – 3 года; для более длительного пребывания за границей нужно было получить личное разрешение императора или отсрочку, что было явлением весьма редким.

Несмотря на официальное признание, отношение Николая I к Луи Филиппу продолжало оставаться очень натянутым. В делах государственных и официальных он согласился с вице-канцлером Нессельроде и признал Луи Филиппа «королем французов», однако в личных и непосредственных обращениях с ним открыто выражал свои личные чувства и убеждения. В переписке с Луи Филиппом он отказывался именовать его, как других европейских монархов, «Государь, брат мой», что неоднократно приводило к дипломатическим осложнениям.