Чтобы стать полным хозяином Иль-де-Франса и Парижа, Люин произвел сложную перестановку губернаторов. Он отдал свое наместничество в Нормандии доверенному человеку, будущему воспитателю Гастона Орлеанского, д'Орнано, а принадлежавшее тому губернаторство в сильнейшей крепости юго-запада — Шато-Тромпет (Бордо) — Мэну, который в итоге стал реальным губернатором Гиени.[1095]
Люин же получил принадлежавшее до того Мэну губернаторство в Иль-де-Франсе с городами Суассоном, Нуайоном, Шони и Куси.[1096] Значение этих пунктов понятно по той роли, которую они сыграли во время войн 1614–1617 гг. Пожалуй, ни в чем не сказывалась в то время так отчетливо сила феодальной аристократии, как в ее цепком владении губернаторствами. Тот самый Люин, которого гранды честили как наглого узурпатора, был на деле так бессилен перед лицом губернаторов, что и думать не смел об их отставке, а всего лишь с немалым трудом перемещал их. Забегая несколько вперед, отметим, что если владением Иль-де-Франсом Люин обеспечил себе важнейшее в ту пору губернаторство, то, отдав Гиень Мэну, он сам подготовил его будущую измену в 1620 г.Летом 1618 г. французское правительство добилось с немалым трудом полного замирения Савойи и Милана,[1097]
причем королю пришлось поставить Испанию перед дилеммой: мир или поход Людовика XIII в Италию.[1098] Но не только угроза увидеть за Альпами французские знамена повлияла на Испанию. С конца мая началось чешское восстание, и главное внимание Габсбургов приковала к себе Германия. Конфликты в северной Италии временно потеряли свою остроту. Тогда же Франция и Савойя наметили брак принца Cавойского с сестрой Людовика XIII, осуществленный в 1619 г.Неустойчивая внутренняя и внешняя обстановка не позволили и в 1618 г. довести до конца начатое было присоединение Беарна к Франции. Дело подвигалось черепашьими темпами. Штаты Беарна еще в начале 1617 г. заявили, что «скорее умрут, чем согласятся на возвращение имущества и земель католической церкви». Не желали они и присоединения к Франции, считая Беарн «суверенным государством».[1099]
Гугеноты их поддерживали, но не очень активно. Посланного из Парижа комиссара угрозами выгнали из По, и он бежал в Дакс. Хотя Бордосский и Тулузский парламенты зарегистрировали королевский указ о присоединении Беарна к Франции, однако Штаты Беарна заявили, что будут сопротивляться его исполнению с оружием в руках.[1100]Но в это время правительству было не до Беарна, так как международная обстановка катастрофически ухудшалась. В Голландии был арестован (а затем и казнен) Барневельт, причем все упорные попытки Франции помешать этому остались безуспешными. В Австрии эрцгерцоги арестовали кардинала Клезеля, мешавшего им своей осторожной политикой и стремлением обособиться от Испании. Людовик XIII всеми дипломатическими способами пытался примирить в Германии враждующие стороны,[1101]
но разраставшаяся война смела все его усилия. Год кончился с печальными перспективами: в Германии разгоралась война, во Франции зрела новая смута.Главным ее организатором стал д'Эпернон, начальник пехоты, утверждавший офицеров всех пехотных полков. Поскольку место коннетабля было в те годы вакантно, д'Эпернон являлся самым сильным из всех коронных чинов, по сути дела главнокомандующим армией. Его влияние в среде офицерства (которое все было обязано ему как коронному чину личной клятвой в верности) было таково, что когда он явился в 1617 г. ко двору, навстречу ему выехали все офицеры, находившиеся не только в Париже, но и специально прибывшие для того из гарнизонов Пикардии и Шампани. Свита д'Эпернона при его посещениях Лувра превышала 500 человек.[1102]
У него были тесные связи с курфюрстом пфальцским и с принцами Оранскими.[1103] Отношения его с королем и Люином сразу же испортились, так как правительство, естественно, пожелало сократить столь опасную для него власть д'Эпернона и низвести должность начальника пехоты до того положения, до которого уже были низведены прочие коронные чины, т. е. превратить ее в декоративную придворную должность.[1104] Разъяренный этими поползновениями, д'Эпернон позволил себе наглейшую выходку: во время торжественной церковной службы он силой стащил хранителя печати с его места рядом с королем и сам занял это место. После этого скандала ему оставалось лишь одно — удалиться в Мец, откуда ему не разрешали никуда выезжать.[1105]