Чешское восстание было сперва выгодно для Франции, так как оно ослабляло императора и, кроме того, затрудняло оказание помощи гугенотам со стороны их германских единоверцев, поскольку главные интересы Унии сосредоточились теперь на Чехии. Французское правительство рассчитывало тем быстрее и легче расправиться со своей гугенотской партией, чем глубже германские протестанты увязали в собственных германских делах. Ведь пока император был слаб, германские князья теряли для Франции свою ценность как члены антигабсбургской коалиции. Они снова приобретали эту ценность лишь при условии изменения положения в пользу Габсбургов. Это была насквозь своекорыстная и двурушническая политика. Ее анализ показывает, что религиозные соображения не являлись главной пружиной европейской дипломатии XVII в. Характерно, что современники это хорошо понимали. Так, в одном интересном памфлете 1620 г. было сказано: «Предлог религии — это ветхий плащ на подкладке. Наружу выставлена забота об общем благе христианского мира, подкрепленная мнимым религиозным рвением, а сквозь все это просвечивает лицемерие и честолюбие».[1133]
Гугеноты прекрасно учитывали влияние международных событий на политику французского правительства по отношению к их партии. Они пристально следили за ходом чешского восстания и за откликами на него в Европе. Впрочем следует заметить, что события в Голландии (борьба Барневельта с Оранским) интересовали их куда больше, да и к судьбе Унии они проявляли тоже больше внимания, чем к чехам. Немецкие протестанты были их старыми, исконными и испытанными союзниками, с чехами же гугеноты были мало связаны. Можно сказать, что заинтересованность гугенотов в успехе чешского восстания была лишь следствием их заинтересованности в судьбе Унии.[1134]
В первую очередь французское правительство использовало чешское восстание для давления на Испанию в североитальянских делах. Оно заставило Испанию вернуть Савойе Верчелли, что означало, наконец, выполнение договора в Павии. Венеция также избавилась от нависшей над ней угрозы, так как Фердинанд должен был устремить главное свое внимание на Чехию. Франция была заинтересована в таком исходе еще и потому, что происки Венеции в Швейцарии (ради найма войск и свободы проходов) шли вразрез с французскими интересами в этой стране.[1135]
Таким образом, чешское восстание способствовало немаловажным успехам французской дипломатии. По отношению же к самой Германии Франция занимала пока выжидательную позицию и советовала императору действовать путем переговоров. Подобной же политики держалась в то время и Уния, главным образом из-за нежелания имперских городов ввязываться в войну.[1136]
По мере развития событий в пользу чехов эта миролюбивая тенденция французского правительства укреплялась все больше и больше. Чрезмерное усиление протестантов совсем не входило в его планы. Оно стремилось к локализации конфликта в восточных областях Империи, ибо активная поддержка той или иной стороны другими государствами должна была превратить этот конфликт во всеевропейскую войну, которая была тогда для Франции совсем нежелательна.[1137]
Но неумолимая логика событий ломала эти планы и расчеты французского правительства. Летом 1619 г., т. е. уже через год, стало ясно, что «германские дела принимают вид затяжной и опасной распри и даже больше — всеобщего смятения, которое весьма суровым образом отразится на соседних государствах».[1138] Снова обострилось положение в северной Италии и в Швейцарии; война в Германии привлекла к себе главное внимание испанского правительства и поставила ребром вопрос о переправе туда из Италии испанских войск,[1139] ибо Венеция отказалась пропустить их через свою территорию.[1140] Тогда Испания начала агрессивные действия в долине Вальтелины[1141] (в качестве коммуникации между испанскими и австрийскими владениями, приобретавшей огромное стратегическое значение), что в дальнейшем привело к острому франко-испанскому конфликту.Легко себе представить, какую тревогу вызвала в. государствах актигабсбургского лагеря новая война во Франции (март 1619 г.) и как тяжело могла она отразиться на их положении. Хотя на этот раз французское правительство сразу же заявило, что по-прежнему будет поддерживать своих союзников несмотря ни на что,[1142]
но такое обещание могло оказаться невыполнимым. Последовавшая вскоре смерть императора Матвея еще больше осложнила обстановку.[1143] Именно поэтому французское правительство было в высшей степени заинтересовано в скорейшем прекращении внутренней войны.[1144] Оно официально объявило о своем намерении предложить посредничество для мирного урегулирования германских дел.[1145] Уступчивость в переговорах с Марией Медичи оно мотивировало своей твердой миролюбивой линией в международных делах.