Так оно и случилось, и император оказался в тяжелом положении. Вследствие этого прежняя политика нейтралитета обернулась для Франции невыгодной стороной. Успехи германских протестантов воодушевили Луденскую конференцию на активное сопротивление правительству, что как нельзя лучше соответствовало интересам Унии и Англии, ибо парализовало проимперскую внешнюю политику французского правительства. Тогда-то Людовик XIII и решился на демонстративный шаг по отношению к императорскому послу, торжественно обещав ему немедленную и значительную военную помощь для «спасения католической веры». Однако это торжественное заявление осталось нереализованным, и никакой военной помощи Фюрстенберг так и не получил, несмотря на все свои старания. Заявление короля вообще не имело того значения, которое ему приписывается.[1163]
Оно имело другую цель и было направлено в первую очередь в адрес гугенотской конференции. 20 декабря правительство было извещено о ее решении добиться удовлетворения своих требований, а 24 декабря король выразил твердое намерение «спасти католицизм» в Германии. Одновременно он приказал конференции разойтись в положенный срок, обещая выполнить лишь те ее пожелания, которые укладывались в рамки Нантского эдикта.[1164] По вопросу о Беарне он не уступил. В итоге конференция, равно как и ее иностранные союзники, была поставлена перед твердым решением правительства не допустить как нежелательного для него усиления германских протестантов, так и своеволия гугенотов. Вместе с тем это заявление должно было поторопить Испанию с оказанием помощи императору (появление в западной Германии французских войск совсем не входило в расчеты испанской дипломатии). Несомненно, что своим заявлением король в известной степени достиг намеченной цели: гугеноты и протестанты не смогли опереться друг на друга в должной мере.Протестанты были встревожены посольством Фюрстенберга, а затем и намерением Франции активно вмешаться в войну в Германии. Бульон послал Людовику XIII письмо (имевшее публицистический характер), в котором увещевал не оказывать помощи императору и действовать мирным путем, созвав сейм германских князей с участием иностранных держав. Считая, что это слишком затянет дело., французское правительство решило послать в Германию специальное посольство.[1165]
Но сперва оно хотело привести к покорности гугенотов. В январе — феврале 1620 г. конференция, хотя и продолжала настаивать на своем, но с меньшей уверенностью в успехе. Уже в начале февраля Дюплесси-Морне предлагал пойти на компромисс. Когда же в конце февраля король издал декларацию, угрожавшую депутатам конференции обвинением в государственной измене, конференция пошла на мировую и согласилась снять требование о Беарне; король же обещал исполнить прочие ее пожелания.[1166]Одновременно был снова пересмотрен вопрос о Германии.
По этому вопросу мы располагаем ценным документом: докладом Жанена в Королевском совете, на основе которого и было принято решение.[1167]
Подробная аргументация Жанена, не представляя собой ничего нового, тем не менее дает цельную картину общих политических установок Франции в то время. Старый дипломат, способствовавший при Генрихе IV заключению перемирия между Голландией и Испанией, отчетливо обрисовал истинное соотношение сил. Он указал, что близкая победа протестантов принесет Франции взамен старой опасности (Габсбургов) новую, которая страшна тем, что усилит гугенотов. Следовательно, необходимо помочь императору. Помощь эта тем более насущна, что нельзя в данный момент рассчитывать на серьезную поддержку императору со стороны Испании. Однако помощь Франции не должна выходить за пределы дипломатических действий, так как нельзя отправить армию в Германию; гугеноты не преминут обратить это в свою пользу и затеют новую смуту. Поэтому надо ограничиться отправкой посольства, которое добилось бы прекращения военных действий и, «несколько ослабив наиболее сильную в данный момент сторону (т. е. протестантов, —Таков смысл доклада Жанена. Как и ранее, решающим моментом в определении внешней политики Франции было внутреннее положение страны. Свою дипломатию французское правительство строило, в основном, на необходимости покончить с гугенотским «государством в государстве».