Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Правительство решило разместить по шампанской границе небольшую армию; средства на ее содержание были изысканы при помощи трех фискальных эдиктов.[1169] Первый из них превратил многочисленных стряпчих (procureurs)[1170] из лиц «свободной профессии» в чиновников с правом собственности на свою должность, разумеется, за деньги, уплачиваемые в казну немедленно. По другому эдикту было увеличено жалованье судебным секретарям (greffiers),[1171] по третьему — присвоена наследственность многим мелким «должностям без жалованья» (offices sans gages), в число которых входили надсмотрщики над производством сукон и т. п., торговцы морской рыбой, скотом и т. д. За это «благодеяние» также полагался немедленный денежный взнос. Первый эдикт (о стряпчих) был рассчитан на ожесточенную конкуренцию в рядах бесчисленных ходатаев по делам; в силу этой конкуренции казна могла рассчитывать на жадность многих из них к обеспеченному и привилегированному положению «настоящего» чиновника. Два последних эдикта осуществляли принудительные займы.

Эдикты вызвали всеобщее негодование. Появились памфлеты, заявлявшие, что эти меры высасывают кровь из народа.[1172] Действительно, они должны были повлечь за собой соответствующее увеличение налогов.

* * *

Посольство выехало в Германию в середине мая в сопровождении свиты из трехсот дворян.

Тогда же, в конце мая, в стране обозначились первые признаки надвигавшейся новой смуты. Все недовольные гранды и дворяне собирались в Анжер к Марии Медичи; как и ранее, в 1619 г. их недовольство было вызвано сокращением пенсий, даров, придворных и военных должностей, гарнизонов и т. д. До поры до времени они рассчитывали на большой поход французской армии в Германию. Когда эти расчеты не оправдались, они вновь начали смуту, жалуясь на «расстройство» государственных дел (desreiglement de l'Etat), вызванное управлением фаворита, т. е. Люина.[1173] Появилось множество памфлетов, защищавших «справедливую» партию Марии Медичи.

Примыкавшие к королеве-матери гранды были хозяевами северо-запада и запада Франции. От Дьеппа до Гаронны и южнее образовалась цепь провинций, в которую входили: Нормандия, Бретань, Мэн и Анжу, Ангумуа, Пуату, Сентонж, Гиень. В партию Марии Медичи вошли: д'Эпернон, молодой граф Суассон (принц крови), оба Вандома, Лонгвиль, Мэн, Немур и все гугенотские гранды во главе с Роганом. Их поддерживало почти все родовитое дворянство названных провинций. В Льежской области и вокруг Женевы для них набирались войска.[1174] В своих сеньериях мятежное дворянство заставляло крестьян чинить старые укрепления замков и возводить новые. Дворяне требовали, чтобы все их «подданные» выступали за них под страхом смерти. Гранды стращали своих вассалов полным разорением, если те останутся в стороне от войны.[1175] В руках грандов было много сильных крепостей и приречных городов. Как водится, они присвоили себе королевские деньги, находившиеся у местных казначеев.[1176] Гранды собирались идти прямо на Париж, не задерживаясь по дороге на осаду городов, лежавших на их пути.

Широкий и быстрый разлив мятежа в северных и западных провинциях поставил города этих мест в очень трудное положение. Они оказались беззащитными — перед дворянскими отрядами и перед явными намерениями грандов втянуть силой горожан в свою партию, сделать их своими соучастниками. Города мятежных провинций были бессильны активно помешать разгулу дворян и лишь с трудом удерживали свое независимое положение. К тому же чиновники мечтали о возвращении полетты и открыто высказывали это.[1177]

В начале июня партия королевы окончательно сформировалась. Силы грандов были значительны. Они владели Гиенью, Ангумуа, частью Лимузена и Сентонжем (Мэн и д'Эпернон); в Анжу и Пуату находилась Мария Медичи с гугенотскими грандами, которые поставили обязательным условием, чтобы она не заключала мира, не добившись отмены эдикта о Беарне.[1178] В Нормандии действовали Лонгвиль и Вандомы; они овладели одной из сильнейших крепостей нижней Нормандии — замком в Кане и собирались захватить Руан, в котором у них было немало сторонников.[1179] Сын д'Эпернона, Лаваллет, призвал к себе в Мец (по приказу отца) всех пехотных офицеров из расположенной в Шампани королевской армии, и многие из них перешли со своими ротами на сторону грандов, что очень ослабило на первых порах королевскую армию.[1180]

Правительство попыталось было (при помощи дипломатии) отделить королеву от принцев, но это оказалось невозможным. Гранды не выпустили ее из своих рук; они пользовались ее именем как знаменем, узаконивавшим их мятеж.