Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

В этой своей форме государственный долг ложился на плечи трудового народа не менее непосредственно, чем в форме откупов. Почти всякое создание новых должностей или новые поборы со старых сопровождались всевозможными «добавками», «временными надбавками» и т. п.[166] к прямым и косвенным налогам, т. е. вызывали увеличение налогового бремени. Не одно лишь финансовое ведомство, но весь бюрократический аппарат Франции всеми способами выжимал на потребу абсолютистского государства и ради своей наживы трудовые гроши эксплуатируемых масс. Народ страдал и от насилий откупщиков, этих тузов ростовщического капитала, к содействию которых в выколачивании налогов прибегало правительство, отдавая им на разорение целые провинции, и от бесчисленной армии крупных, мелких и даже мельчайших чиновников — кредиторов государства.

Поэтому вопрос о продажности должностей вообще и вопрос о полетте в частности был чрезвычайно сложен и важен для правительства не только с точки зрения финансов, но и в политическом отношении. Понятно так же, как остро воспринималась чиновничеством всякая попытка ущемления его материальных интересов и политических прав. В этом были заинтересованы все чиновники. Собственность на должности (т. е. на вложенный в них капитал), гарантированная в удобной форме — в полетте — составляла базу самого существования французского чиновничества.

Но этим пунктом и ограничивалась общность его интересов в целом.

К концу XVI в. чиновничество расслоилось настолько резко, что в социальном отношении нельзя характеризовать его как нечто единое.

Мелкое чиновничество все время пополнялось из рядов средней и мелкой городской и сельской буржуазии и зачастую в нее же и возвращалось. Чем дороже становились все сколько бы то ни было значительные должности, тем меньше могли они быть доступны мелкой чиновной сошке. К тому же мелкие должности сами по себе не являлись (в целом) препятствием к буржуазным занятиям. Поэтому многочисленное мелкое чиновничество в массе своей оставалось буржуазным, ибо даже втягивание части его в сферу ростовщичества или превращение в рантье ничего не меняло в его классовой природе. Лишь особо удачливым счастливцам открывался доступ в более высокие круги. Интересно отметить в плане социальной психологии, что любой, даже мелкий чинуша (robin) ощущал себя более значительной персоной, чем нечиновные люди окружавшего его маленького социального мирка; в известной мере он опирался на авторитет того королевского учреждения, членом которого (пусть даже последним по рангу) являлся. Но собственного политического веса мелкое чиновничество иметь не могло.

Иное дело — среднее чиновничество. Масштабы его социального мира охватывали уже любой средний французский город, где находилось зачастую не одно королевское учреждение. Корпорации местного чиновничества (messieurs du bailliage, messieurs du siège présidial, messieurs des finances и т. д.) в лице их президентов и советников были самыми важными лицами в городе. Каковы бы ни были их распри между собой, на защиту своих прав и привилегий они выступали всегда сплоченными рядами. Во многих случаях они имели дворянское звание, т. е. изъятие от налогов, и не имели права заниматься ремеслом и торговлей.

Состав среднего чиновничества был в начале XVII в. текучим. Остерегаясь умножать количество должностей в верховных судах (что приводило к бесчисленным протестам с их стороны и осложняло регистрацию эдиктов), правительство при создании новых должностей отыгрывалось преимущественно на средних провинциальных учреждениях. Каждый выпуск новых должностей разом вливал в провинциальные суды порой до десятка новых членов, главным образом из числа сыновей местного купечества. Это был основной способ, при помощи которого нажитые в буржуазной деятельности капиталы из нее, уходили.[167] Однако важнейшие должности в местном аппарате преимущественно передавались по наследству и редко выходили за пределы узкого круга нескольких семей. Их владельцы были одновременно и землевладельцами и к своему имени присовокупляли титул seigneur de…, что означало владение дворянскими сеньериями. Таким образом, эта чиновная верхушка средних городов уже была одворянена, главным, образом по владению сеньериями.

«Люди мантии» в изучаемый нами период уже завоевали городские муниципалитеты. Городской патрициат, замкнувшийся в XVI в. в тесную олигархию, заполнил быстро растущий местный судейский, административный и финансовый аппарат королевской власти и соединил, таким образом, в руках одной сплоченной группы всю полноту муниципальной и делегированной на местах королевской власти. Но «люди мантии» достигли этой победы лишь в результате долгой и упорной борьбы с городским купечеством и городской демократией, образовывавшими подчас единый фронт против своего общего врага.