Что же заставляло парламенты бороться с возрастанием налогового гнета и защищать налоговые привилегии провинций? В этой борьбе они были очень последовательны, и на этом зиждилась их популярность как в среде буржуазии, так, и в широких народных массах. Налоговые привилегии многих провинций были основой, на которой покоилось их полунезависимое положение в системе французской монархии, а на это положение, в свою очередь, опирались провинциальные парламенты как подлинные правители провинций. Следует учесть, что всякое распоряжение королевской власти вносилось в парламентские регистры лишь с теми изменениями, которые соответствовали местным привилегиям, и только тогда приобретало законную силу. Что касается Парижского парламента, то для него борьба за власть началась раньше, чем для парламентов провинциальных, так как еще до того, как на местах обосновались интенданты, в столице, в Королевском совете появились государственные секретари — министры (точнее, почти министры), которые совместно с аппаратом Королевского совета[173]
«узурпировали», по мнению Парижского парламента, значительную долю его функций,[174] а в чисто политических делах все меньше и меньше считались с его мнением. Поэтому в действиях и актах столичного парламента борьба с фискальными указами правительства была главной козырной картой в борьбе за восстановление прежнего объема его власти.В борьбе против повышения налогов члены парламентов защищали и свои собственные материальные интересы. Страшная тяжесть государственных налогов во Франции отражалась на всех слоях населения. Разумеется, разница между положением народа, доведенного налоговым гнетом до нищеты, и положением ущемляемых в своих доходах чиновников была колоссальной. Тем не менее, от повышения налогов страдали все слои дворянства:[175]
повышение налогов сокращало его долю в феодальной ренте, а народные восстания угрожали жизни и имуществу дворян в первую голову. Чиновное дворянство ничего не выигрывало от повышения налогов и по линии своих должностей. Жалованье их не увеличивалось, в то время как платежи с должностей росли,[176] а создание множества лишних должностей ущемляло интересы чиновников в дележе таксированных поборов (В начале XVII в. главной заботой парламентов было укрепление права на должности, т. е. сохранение полетты, которая была удобна для всего чиновничества в целом. В силу этого основным пунктом трений между парламентами и правительством был вопрос о продлении полетты, так как все слои общества (кроме чиновников) настойчиво требовали ее отмены.
Политическая программа чиновного дворянства в исследуемый период совпадала в основных пунктах с требованиями торгово-промышленной буржуазии: укрепление королевской власти, решительная борьба с феодальной знатью, твердая внешняя политика и т. д. По вопросу о налогах их позиция также была общей. Но буржуазия требовала отмены полетты, чего чиновники боялись больше всего. Ко многим же прочим требованиям буржуазии, как, например, о введении единой системы мер и весов, ликвидации внутренних таможенных барьеров, усилении протекционизма и т. п., чиновное дворянство относилось равнодушно, а к требованию удешевления суда и убыстрения судебного процесса — отрицательно.
К народу эта правящая верхушка дворянского класса относилась как к людям, обязанным трудиться и беспрекословно повиноваться властям. За фразами о «благе народа», которыми сопровождались прения в парламентах по поводу новых налогов, крылись своекорыстные интересы чиновничества. Парламенты, да и вообще все чиновничество, не упускали случая использовать недовольство масс в своих интересах. Так же, как феодальная знать и родовитое дворянство, чиновники пользовались всякой возможностью, чтобы указать правительству на бедность и нищету народа, но не для того, чтобы изыскать какие-либо действенные меры для его облегчения, а с целью добиться удовлетворения своих интересов.
Огромная разница между верхами и низами католического духовенства, между князьями церкви, крупнейшими феодальными владыками, и мелкими сельскими и городскими священниками, близкими к народным массам, характерна для всего средневековья. Духовное сословие, из-за целибата себя не воспроизводившее, вербовалось вследствие этого из разных классов населения. Сложная иерархия галликанской церкви отражала в начале XVII в. в своеобразном преломлении социальную структуру всего французского общества.