Программа епископата сводилась к восстановлению своего владычества в былом объеме и блеске. Но это не значит, что в начале XVII в. епископы мечтали о возврате к далекой старине. Они учитывали, что после пережитого века реформации и в эпоху обостренной классовой борьбы они могли сохранить свое Положение лишь при помощи крепкой центральной власти. Церковь платила за это абсолютизму признанием, обоснованием и пропагандой идеи его власти «божьей милостью». Но как и все прочие слои господствующего класса, она имела свой идеал политического строя, при котором за церковью должно было сохраняться больше веса и влияния, чем в настоящее время, а ее члены должны были получить доступ в государственные органы. Кроме того, церкви должны были быть возвращены многие отнятые у нее функции в суде и администрации. Эти важнейшие требования высших слоев духовенства были тесно между собой связаны. Как в программе феодальной знати господство в центре должно было обеспечить сохранение влияния грандов на местах, так и епископат стремился закрепить за собой твердые позиции «в Королевском совете, без которых невозможно было добиться восстановления церковной власти в прежних размерах. Политическая программа прелатов была реакционной и клонилась не только к приостановке поступательного движения абсолютизма, но и к возврату, примерно, на столетие назад. В этом она довольно близко соприкасалась с политическими идеалами феодальной знати и родовитого дворянства, хотя и имела некоторые свои, сословные, отличия. Дальнейший рост королевской власти отмел в сторону все эти претензии, и лучшим примером их нежизненности является государственная деятельность тех прелатов, которым довелось управлять Францией — Ришелье и Мазарини, много сделавших для ликвидации средневековых привилегий церкви и превращения ее в послушное орудие королевской власти.
Торгово-промышленная буржуазия (купцы и мануфактуристы), оттесненная в начале XVII в. на задний план своими богатыми и влиятельными собратьями — чиновничеством и «финансистами»-откупщиками, имела перед ними то колоссальное преимущество, что она развивала производительные силы общества. Будущее принадлежало именно ей. Правда, уже в начале XVII в. она была не вполне однородна, и интересы ее верхних слоев не во всем совпадали с интересами мелкой буржуазии, но эти частные разногласия не играли еще существенной роли.
Начало XVII в. — важный период в развитии торгово-промышленной буржуазии. Ее активное участие во время гражданских войн XVI в. в антиабсолютистском лагере (независимо от вероисповедания) было вызвано, в основном, увеличением лежавшего на ней тяжелого налогового бремени и ущемлением королевской властью ее муниципальных прав. Королевский фиск был бездонной пропастью, которая поглощала весьма значительную часть накоплений буржуазии. Французский король переступил в середине XVI в. ту черту, которая, согласно политической доктрине того времени, отделяла его от тирана, а именно: он слишком бесцеремонно опустошал кошельки своих подданных, и притом без их согласия. С утратой своих средневековых привилегий буржуазия теряла защиту от этих посягательств. В форме ее борьбы за свои кровные денежки сказалась еще не изжитая феодальная природа этого сословия. Во-первых, борьба велась не всем классом в целом (его еще не было), а отдельными городами, и притом каждым на свой страх и риск, в лучшем случае конфедерациями городов, иногда весьма непрочными. Во-вторых, буржуазия каждого города стремилась защититься от посягательств фиска не установлением нового политического строя, но обновлением и укреплением уже обветшавшей к тому времени незримой стены средневековых городских привилегий и монополий. Буржуазия каждого города хотела создать для себя в стране особо привилегированное положение, благодаря которому она получила бы перевес в среде отечественных конкурентов. Кроме того, она мечтала о возврате к тем временам, когда она была в городах полной хозяйкой, когда финансы, суд и администрация находились целиком в ее руках, когда она делилась с королевской властью лишь определенной по договору частью своих доходов.