Экономическим базисом французской католической церкви были ее громадные земельные владения, а также взимавшаяся со всего крестьянства десятина, которая лишь в незначительной части расходовалась на содержание приходского причта, ибо львиная доля поступала собственнику должности или владельцу фьефа. Методы эксплуатации церковных поместий отличались особой консервативностью. Большинство крепостных сохранилось именно на церковных землях. Крестьяне — держатели церковной земли, выкупившие свое крепостное состояние в XII–XIII вв., уплачивали за свои участки очень высокий шампар (взимавшаяся натурой часть урожая), наложенный на них при выкупе личной несвободы. Позднее, в XIV в., когда сильно развились терражи (разновидность шампара), самые тяжелые из них появились опять-таки на церковных землях. Барщина, натуральные и денежные поборы — все виды, феодальной ренты сочетались в эксплуатации крепостного и феодально-зависимого крестьянства, державшего церковную землю. Революция цен не имела для церковных крестьян такого облегчающего действия, как для прочих, так как денежная рента в их повинностях не играла значительной роли;.первое место занимал натуральный оброк (шампар или терраж). Кроме того, церковь держала свои земли более цепко, чем светские сеньеры. Право «мертвой руки» на церковные земли в значительной степени сохранило в целости земельное богатство церкви даже в эпоху разорения родовитого дворянства. Принудительные продажи земель, на которые пошло духовенство в середине XVI в. под давлением правительства, сократили его земельный фонд не в такой степени, чтобы можно было говорить о разорении французской церкви. Значительно острее стоял вопрос о церковном землевладении на Юге, в Беарне и в гугенотских областях, где многие церковные латифундии оказались в руках местного дворянства и буржуазии, не желавших расставаться с ними. Там вокруг этого вопроса велась ожесточенная борьба.
Держатели церковных земель были гораздо более стеснены в праве распоряжения своими участками, чем прочие крестьяне. Как правило, земля оставалась за церковью. Спасением от жестокой эксплуатации могли быть или бегство, или уход, связанные с утратой права на участок. Характерно, что в тех случаях, когда держатель церковной земли мог продать свой участок, цена за него была значительно ниже обычной, так как па земле лежал тяжелый терраж. По этой причине на запустевшие церковные земли не находилось арендаторов. Несмотря на малоземелье и даже безземелье, окрестные крестьяне отказывались брать их в аренду, так как она себя не оправдывала.[179]
Таким образом, церковная земля обладала меньшей мобильностью, чем земля светская, крепче привязывала крестьянина и облагала его более тяжелыми феодальными поборами. Лишь на пригородных землях богатых городских капитулов находили себе место срочная аренда и наемный труд, в связи с тем, что средние слои духовенства (главным образом каноники крупных городских церквей) и по происхождению и по своим интересам были близки зажиточным и даже богатым горожанам.Сословная программа французского духовенства, точнее его высших и отчасти средних слоев (ибо социальные чаяния меньшей братии совсем не принимались в расчет прелатами), не была вполне цельной, ибо между прелатами и городским духовенством существовала открытая вражда. Ультрамонтанские тенденции епископов и аббатов крупных независимых орденов встречали сопротивление деканов и каноников богатых городских капитулов, защищавших свою самостоятельность. Епископат стремился осуществить в полном объеме всю программу папской контрреформации. Капитулы же, тесно связанные с городами и заинтересованные в сохранении своих огромных привилегий, противились этому и были, наряду с парламентами, центрами воинствующего галликанства, охранявшего независимость национальной церкви.