В конце мая Королевский совет по настоянию Конде и грандов решил послать в Италию французскую армию для защиты прав мантуанского герцога; но, приняв для виду решение, которое «вложило бы оружие в руки принцев» и неизбежно привело бы к столкновению с Испанией, министры на деле всячески медлили с его выполнением,[284]
что было весьма на руку Испании, которая, боясь вмешательства Франции в итальянские дела,[285] столь поспешно воздействовала на савойского герцога и так форсировала мирные переговоры, что уже через месяц стало известно, что Мантуя и Савойя сложили оружие, а в «начале июля во Франции распустили все войска, набранные для помощи мантуанскому герцогу».[286]Итак, мелькнувшая перед грандами заманчивая перспектива втянуть правительство в войну с Испанией и воспользоваться всеми вытекавшими отсюда выгодами рассеялась. Их единственным ресурсом. осталась внутренняя война, при которой они рассчитывали на помощь савойского герцога, медлившего с роспуском своих войск.[287]
В связи с этим изменилось и поведение грандов. Они удалились в свои провинции и сговаривались между собой.[288] Удержать Конде при дворе становилось все труднее, приходилось одаривать его клиентелу, укрепляя тем самым его авторитет среди дворянства.[289] Но министрам удалось вполне разъединить Конде и д'Анкра; последнему дали звание маршала Франции,[290] и между его малолетней дочерью и внуком Вильруа был заключен брачный контракт.[291]С этого момента поведение д'Анкра изменилось; он совершенно отошел от аристократической оппозиции. Министры использовали его для усиления своего влияния на королеву. Это дало возможность партии Конде начать в печати кампанию против жадности д'Анкра, превращая его постепенно в главную мишень своих нападок на правительство. Наряду с заигрыванием с гугенотами, обливание грязью нового маршала стало одним из методов увеличения популярности аристократической оппозиции.
Таким образом, к концу 1613 г. уже сложилась политическая обстановка самого кануна междоусобицы. Министрам с д'Анкром противостояла знать, возглавляемая принцем крови; небольшая группа Гизов была оттеснена на задний план.
В такой напряженной обстановке в самом конце 1613 г. произошло еще одно событие, оттянувшее на несколько недель окончательный разрыв между грандами и правительством. В Италии возникли новые осложнения. Герцог Савойский продолжал держать под ружьем свои войска, не выполняя условий мирного договора и внушая тем самым серьезные опасения независимым от Испании мелким итальянским государствам.[292]
Связи Савойи с Конде делали этот конфликт очень острым и для Франции.[293] Поведение Испании было двойственным. С одной стороны, она стремилась использовать сложившуюся обстановку для нажима на Францию с целью произвести, наконец, обмен принцессами и тем самым привести в исполнение заключенный 30 апреля 1611 г., но неосуществленный пока еще брачный договор. С другой стороны, Испания медлила с эффективными мерами по отношению к Савойе, не порывая при этом с Францией. Конде не преминул использовать эти обстоятельства для нового нажима на королеву.[294]Положение правительства было не из легких. Все опасности, которые принесла бы с собой война (не с Савойей, но с Испанией, этого не следует упускать из виду), не только не исчезли к концу 1613 г., а, наоборот, чрезвычайно усилились. Но отказ от помощи Мантуе вызвал бы протест не только грандов, но и гугенотов. Они нашли бы общую почву («хоть и были в глубине души одушевлены различными соображениями») в обвинении министров, якобы подкупленных Испанией.[295]
Венецианский, английский и голландский резиденты во Франции немало способствовали союзу принцев и гугенотов. Им этот путь казался наилучшим для ликвидации франко-испанского союза, в чем все они были крайне заинтересованы.[296]8 ноября 1613 г. Вильруа прочел в Королевском совете докладную записку относительно политики Франции в мантуанском конфликте,[297]
в которой потребовал усмирения Савойи, ибо дать в этом вопросе Испании перевес — означало, по его словам, «своими руками соорудить ей лестницу, по которой она поднимется до полного господства в Италии, а вслед за тем и во всем христианском мире, каковым намерениям Франция всегда была противовесом».[298] Вильруа предпочитал разрыв с Испанией, если последняя не захочет усмирить савойского герцога.