Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

В подборе упреков, касающихся внутренних дел королевства, легко проследить все ту же аристократическую тенденцию. Особенно возмущает принца назначение на должности «недостойных и неспособных людей», т. е. королевских ставленников. Конде считал, что при назначении на должность следовало запрашивать мнение принцев и назначать «людей способных» (т. е. тех, на кого укажут гранды).[323] Тем же способом должны назначаться и послы.[324]

В этой части манифеста, отведенной критике действий правительства, прощупывается программа феодальной реакции — господство в центре (в Королевском совете) и в провинциях (губернаторства и крепости). Но в своем первом публичном выступлении, долженствовавшем завоевать ему симпатии широких кругов населения, Конде не мог выставлять свои требования открыто; он мог рассчитывать лишь на подготовку почвы для них. Поэтому в той части манифеста, которую можно охарактеризовать как попытку использовать в своих интересах недовольство самых различных общественных группировок, принц вынужден осторожно лавировать между ними, умалчивая об острых разногласиях и ограничиваясь эклектическим набором жалоб на тяжелое положение различных слоев общества. Но при всем том его ориентация на родовитых дворян с учетом их коренных претензий выступает и здесь вполне отчетливо: «Дворянство обнищало и разорено… удалено от судебных и финансовых должностей за неимением денег, его жизнь и состояние отданы в чужие руки».[325] На фоне этой ламентации жалобы на обременяющие народ налоги, на недостаточно тщательное выполнение указов о гугенотах, на помехи парламентам в отправлении их функций звучат гораздо скромнее.

Нащупывая себе союзников во всех сословиях и во всех лагерях, на этом первом этапе пробы сил и открытого выступления против правительства гранды были связаны в своих требованиях к нему. Положительная программа манифеста сводится к требованию немедленного созыва Генеральных штатов и отсрочки до них испанских браков. Она маскирует истинные цели инициаторов смуты и воплощается в такую форму, которая удовлетворила бы всех и концентрировала бы оппозицию всех слоев общества против правительства. Требование «свободных и обеспеченных» (libres et seurs)[326] Генеральных штатов, — т. е. со свободными выборами без нажима со стороны королевской власти и с правом не только выслушивать отчеты королевских чиновников, но и самим свободно говорить и вносить предложения, — открывало заманчивые перспективы для всех, кто собирался воспользоваться Генеральными штатами, а ими были в первую очередь сами гранды. Это был удачный и не раз испробованный в XVI в. прием, дававший возможность под дискредитирование правительства регентши и реформу его в феодально-аристократическом духе подвести достаточно широкую базу.

Манифест был напечатан и разослан с сопроводительными письмами парламентам, губернаторам, городам и видным лицам. Все парламенты сочли долгом отправить королеве свои пакеты нераспечатанными.[327] Парижский парламент показал почин, хотя Конде и писал ему: «Именно вам, которых я считаю главными опекунами государства, я хотел бы как можно лучше объяснить свои действия и отчитаться в них». В широком распространении манифеста сомневаться не приходится. Возбуждение, разогретое предыдущими событиями, усилилось еще больше. Появилось множество памфлетов: «discours», «remonstrances», «réponses» и, наконец, ответное письмо королевы.

Оно датировано 27 февраля, но было опубликовано и распространено несколько позже в начале марта,[328] после неоднократного обсуждения в Королевском совете. Смысл этого обсуждения вскрывается из анализа двух вариантов этого документа. Первоначальный текст был подписан королевой 27 февраля, но затем в него Вильруа внес многие собственноручные изменения.[329] Этот исправленный текст и был напечатан отдельной брошюрой, а также в Mercure français.[330]

Характер исправлений недвусмыслен: все они, вплоть до чисто стилистических, имеют целью смягчить первоначальную редакцию, в которой были вскрыты истинные замыслы Конде, клонившиеся к отставке министров. Сравнение двух редакций этого документа, предназначенного в первую очередь для широкой публики,[331] дает возможность истолковать его окончательный текст как стремление сгладить наиболее острые разногласия между министрами и грандами, перевести их в сферу дипломатических препирательств по поводу общественных интересов (intérêts généraux, как их тогда называли в отличие от intérêts particuliera, или проста le particulier, с которыми единственно и следовало всерьез считаться). Перейти в будущем к переговорам с грандами от этих разногласий было бы легче, чем от публичного признания дилеммы: «или мы, или вы».