Француз

Глядя на ротмистра Ушакова, Александр вспомнил тот самый выезд с Волконским, Строгановым и иными своими «соратниками», которых когда-то тщетно желал превратить в подобие петровской кумпании. Кумпании, где можно было без последствий вольно вести себя, говорить обо всем и шутить, общаться не только с утонченными и скучнейшими светскими дамами, но и с нормальными русскими девушками, добрыми, задорными, голосистыми и пьющими вино.

— Право, ротмистр, вы меня сумели заинтриговать, — признался Александр. — Не угодно ли отсрочить время вашей казни?

Удивленно посмотрев на императора, не до конца веря своим ушам, Ушаков не нашелся, что ответить.

— Что же вы стушевались, храбрый мой солдат? Отвечайте же! Это совсем простой вопрос.

— Оно, конечно, Ваше императорское… Лучше, конечно, отсрочить.

Ушаков впервые за несколько дней улыбнулся: настолько диковинным и чудным был этот разговор. На мгновение подумалось ему, что он в действительности уже преставился и это у него такие райские видения.

— Конечно, лучше! — воскликнул Император. — Эй! — позвал он гвардейца. — Вызвать ко мне Пригожина. И, голубчик, поторапливайся: дело у меня к нему важное, гастрономическое.

Не прошло и пяти минут, как в залу явился среднего роста человек, плешивый, но очень аккуратно побритый. Склонившись перед императором, он стремительно окинул взором скромное одеяние ротмистра и, казалось, весь превратился в одно большое ухо.

— Эжен, мой друг, — обратился Александр к гостю. — Вели сию же минуту приготовить стол на Неве, в моем дебаркадере. Поставь на него закусок холодных и горячих, но только наших, исконно русских. Нечего в такие минуты для России поддерживать французского или же английского купца. Да наливки и настойки брусничные подай.

— Сей же момент, Ваше Величество, будет исполнено в лучшем виде! Тем более что французского-то нынче не закупаем… Как вы приказали, — отрапортовал Пригожин и поспешил из залы почти бегом.

— Вина еще не забудь, — прокричал ему вдогонку Александр, — этого, как его, с Дона поставщика нашего… Гончарова.

Общение ротмистра Ушакова с императором и самодержцем Всероссийским, величайшим из мировых властителей, происходило уже часа полтора. Сидели они вдвоем, не считая гвардейца, сторожащего вход изнутри и зорко наблюдающего за собеседником царя. Обстановка в дебаркадере была невероятно уютной.

Александр, уже изрядно захмелевший, расстегнул мундир, продолжал пить и с аппетитом закусывал. Ушаков, выпив с полведра настойки да запив все это красным вином, даже пожалел, что, имея такую славную флотскую фамилию, во флот служить не пошел. А ведь вот оно как тут, на воде-то, красиво… И на волнах, оказывается, так приятно, будто сама земля-матушка тебя качает в своей колыбели.

Воображение Михаила Ивановича Ушакова, проведшего всю свою сознательную жизнь на военной службе, не было достаточно живым, чтобы хотя бы когда-нибудь, под влиянием любого количества водки, представить себе даже малую вероятность обеда в компании с командиром их дивизии. О трапезе с Михаилом Илларионовичем Кутузовым мечтать было совсем глупо. О том же, что происходило с ним в реальности здесь, на Неве, даже думать поостерегся бы и самый воспаленный мозг.

Но, как известно, человек ко всему привыкает на удивление быстро. А человек, не живший придворной жизнью, бывает изрядно очарован кажущейся простотой властителей судеб и, по неопытности, позволяет себе лишнего. Вот и ротмистр, отведав вина «Кюве д’Амур», а потом залив впечатление от изысканного донского букета более привычной брусничной наливкой, пообвык. Стал смелей говорить и чаще глядеть на императора. С каждой минутой разговора, в котором царь, как с равным себе, рассуждал с Ушаковым о нынешней военной кампании, осуждал Наполеона, называя его даже и совсем уж простонародными словами, дистанция между ними уменьшалась.

В минуты между рюмками сознание ротмистра бывало что и просветлялось. Он моментально трезвел, чего с ним раньше не случалось, и тогда ясно понимал, что после такого ему точно не жить. Накатившееся прозрение вылилось в сильнейший и печальный вздох. Император резко прервал политические беседы.

— Право, ротмистр, что-то мы с тобой только о политике да о войне. Так, глядишь, действительно придется тебя повесить, — сказал он, смеясь.

Ушаков вздрогнул при этих словах и снова протрезвел. От тоски заныла грудь и сдавило виски. Все-таки хорошо жить на свете, приятно, да и не старый еще совсем. Жениться не успел, детей не народил. Да и вот ведь как жизнь оборачивается…

— Ладно, поживем еще, — задумчиво пробормотал Александр. — Не тебя надобно казнить, а некоторых чинов, что присосались к короне моей и казне, да еще интригуют. Ей богу, поставил бы свечку Казанской Божьей Матери, ежели бы некоторые из них ушли бы в отставку.

— Так Вы их прогоните, Ваше Величество, — спокойно предложил ротмистр, осторожно потянувшись к вину.

— Ежели б оно было так просто, — усмехнулся Александр. — Неужто ты и правда полагаешь, что царь всесилен?

Выражение лица Ушакова подтвердило предположение царя: да, он так полагал.