Французская пропаганда искусно использовала это положение, опираясь при этом на идею мировой миссии Франции. Она преобразовывала свои внешнеполитические цели в идеологию, которая претендовала на всеобщее действие и олицетворение прогресса современного мира. В магической формуле французской борьбы за «цивилизацию» сама Франция, по выражению Гизо
, «считалась сердцем цивилизации в мире» и должна была в осуществление своего новаторского призвания выполнить «подлинно священное задание», как оно формулировалось Сен-Симоном. Как исходивший из Италии при Ришелье и Людовике XIV, добытый кровью абсолютизм, определял духовную позицию Европы, так Франция рассматривала идеи Французской революции в качестве нового и решающего духовного базиса для современной Европы /Пьер Фонсен, «Французский альянс», 1926г./ (19). Поражение 1870/71гг. ощущалось как триумф варварства над цивилизацией, как прискорбная трагедия французской цивилизационной идеи в форме, которая создавалась Ренувье (20) и возродилась при Третьей республике (21). Франции видела унижение и собственную вину в том, что она не сохранила свои свободные идеалы в чистом виде; с другой стороны, она рассматривала их как источник внутреннего обновления и внешнего силового развития. Существуют идеи 1789г., с помощью которых Франция собиралась с духом. Так она вновь развивала свою миссионерскую задачу. Франция представляла свой внутренний мир как «симбиоз свободных граждан», свое правительство – как «правление людей с помощью самих себя», свои законы – как «автономную путеводную нить», свое государство – как «добровольный, или, по крайней мере, в значительной степени свободный союз». Так Франция желала стать образцом для всего мира. Она трудилась «на службе человечеству». Ее цивилизация равносильна цивилизации вообще, ее политическое устройство служит меркой прогресса в мире. В рамках этого мышления цивилизация является миссией, которую Франция должна была выполнить. Для Франции совершенно не существовало нефранцузской цивилизации. Она всегда толковала общепринятые нормы, как определяемые Францией и укорененные в идеях 1789г.
Демократия есть «представительная форма национальной миссионерской идеи» /Ф.Р.Куртье, «Французский дух в новой Европе», 1923г., с.225/. Там, где нужно было обрести духовную почву, как предварительный этап для политической власти, прежде всего, в культурной пропаганде, распространении французского языка, литературы, искусств и науки, власть опиралась на этот базис /о французской культурной пропаганде см. недавнюю хорошую работу Матиаса Швабе «Французская заграничная пропаганда», 1940г./.
Характерно высказывание в статье в «Petit Journal» /см. выше/, которая предлагала «не только агитировать за язык, но также – за идеалы, традиции, обычаи, просвещение, общий дух Франции…», желая при этом «возвести бруствер против всякого искусства, враждебного галлам, прежде всего, против пангерманизма /«Petit Journal», 06.04.1911г./. Известно также выступление французского посланника на открытии Международного конгресса по распространению и техническому обслуживанию французского языка на Льежской всемирной выставке 1905г, где он сказал: «Не осуждайте меня, когда я пою дифирамбы, так как не могу забыть, что симпатии, которыми пользуется французский язык, покорили сердца и повсюду прославляют Францию, ее расу и ее влияние» /Париж, 1906г., с.23/.
У крупных умов в этой стране также появлялись сомнения в правомочии французской демократической миссии, однако при внешнеполитическом рассмотрении положения Франции в мире она оставалась на непоколебимом фундаменте. Идеи 1789г.,
на которых основывалась вера во Францию, как пионера прогресса, направленного к процветанию человечества, другими словами, – во Францию как цивилизацию, – потребовали выведенную отсюда миссионерскую задачу Франции отнести к неприкосновенному резерву ее внешнеполитической идеологии.