Французская демократическая миссия в Европе и ее конец

Ни в Пруссии, ни в Австрии не было духовной силы, которая политически могла бы серьезно конкурировать перед миром с французской миссионерской идеей. Там, где преобладала философия немецкого идеализма и романтическое влияние, они оставались ограниченными чисто академическими рамками. Они вызывали восхищение в мире как проявления высокого немецкого духа. С ними, однако, не связывалась политическая программа, которую несла французская идеология. Признание относилось к умозрительным достижениям немецкого духа, чьи политические формы, впрочем, не признавались в значительной мере. У почитателей тихой Франции, поэтому, могло возникнуть сознание того, что достижения немецкого духа не опасны для политической системы Франции и прячущейся в ней миссионерской идеи. С другой стороны, чем тверже сама Франция отдавала дань этому сознанию, тем охотнее она могла ссылаться на собственную политическую миссию, на свое положение как «огненного столпа, который освещает мир» /Я.Новиков, «Развитие французской нации», 1905, с.32/ (22).

В ее представлении мир лучше всего разделяется на две сферы: Франция, владеющая высокой политической и одновременно миссионерской задачей, решающей ее с врожденным духом холодного, продуманного расчета и Германия, которая, вращаясь в сфере умозрительной духовной жизни, «ощущала себя, чувствовала и мечтала» /Виктор Гюго/ и должна была двигаться в неполитической, а потому неопасной сфере космополитизма, которую ей охотно оставляли /см. ответ Р. Биндинга Ромену Роллану в работе «Биндинг, ответ Германии миру», 1933г./. (23)

Лишь неохотно обратили внимание мира на признание культурного значения Германии. Еще в начале войны Германия Гёте, Шиллера и Рихарда Вагнера оставалась неуслышанной, но постоянные усилия создавали другую Германию – страну варварства, ставшую такой под управлением Пруссии /см. выше – Готье, «Германский менталитет и война», с.3/. Хотя подчеркивалось высокое значение культуры Германии, но ясно указывали миру на эту политически презираемую Германию. Эта «во многих отношениях высококультурная Германия» была тогда «политически некультурной» /см. выше – Андлер, с.2/. Одновременно из этого выводилась перед миром миссионерская задача Франции, которая заявляла, что она считает своим долгом через уничтожение Пруссии вновь содействовать победе этой культурно уважаемой Германии, и таким образом осуществить высшую цель человечества – полностью избавиться от противоречащей французскому натиску политической и государственной самостоятельности Германии. Эта культурная миссионерская задача представлялась перед миром важнейшим пунктом внутри общей французской миссии в отношении Германии.

Только со смешанным чувством смотрели на Францию, которая психологической изощренностью своей пропаганды, высокими словами маскировала ее грубое содержание. Немецкая культура целиком предстает здесь как антикультура, как «огромный механизм, который определяется главным образом соображениями выгоды» и свидетельствует перед миром о полном упадке этой культуры /характерно сочинение Х.Бурже «Немецкая культура перед цивилизацией современности», 1915г., с.16 и др./. Не возражали против того, чтобы в пропаганде немецкое право поносилось и представлялось как право насилия. Так как во Франции непосредственная связь между правом и политикой ощущалась исключительно тесно, то там неизбежно должно было существовать представление о насильственной системе властного права /Gewaltsystem ein Gewaltrecht/. Непосредственно в праве борьба между идеями нашла особенно сильное выражение.