Французская демократическая миссия в Европе и ее конец

Этому мифу о расе Франция противопоставляла идею espéce humaine, des Genus humanum /чисто человеческого, вида человека/. В соответствии с ней человечество должно рассматриваться как однородная масса. Согласно этой теории градации признаются лишь относительно, поскольку они более или менее соответствуют идеалу французской цивилизации и культуры. Здесь идеи 1789г. считаются мерилом оценки всех людей. Хотя эти приносимые Францией идеи выпадают на долю всего человечества, однако Франция представляется со стороны той нацией, которая естественно занимает господствующее положение, но, с другой стороны, она может выступать в роли бескорыстного двигателя человечества. Идея чисто человеческого /espéce humaine/ содержит в себе pro domo /«свой дом»/, внутри которого Франция и ее идеи являются центром тяжести. В своей глубине эта идея вида человека /genus humanum/ есть ничто иное, как выражение демократического империализма, первоначальная подготовка на духовной основе, из которой затем, смотря по обстоятельствам, могут быть выведены политические претензии на господство и получена их легитимация.

В рамках этой теории идеи французской революции умело маскируются, и если они давно утратили влияние в самой Франции, то они еще действуют во внешнеполитических рамках. При этом демократический империализм приобретает кажущуюся объективность, лежащий за текущими политическими интересами базис. В пределах этой концепции Франция, исходя из обстоятельств, исключительно в интересах законности вступается за свободу и цивилизацию против угнетения, несправедливости и варварства, ссылаясь затем на то, каким бескорыстным образом это происходит, и настоятельно призывая народы последовать ее примеру. Кроме того, возникала ситуация, когда миссионерская идея Франции не признается повсюду, и тогда приходилось говорить о внутреннем деспотизме Германии и ее внешнеполитических планах подчинения.

Этот метод Франция использовала, последовательно преследуя свои цели в отношении новой Германии. Поставив в один ряд внутренний диктаторский деспотизм и внешнеполитические планы подчинения, Франция рисовала цельную и полностью завершенную картину, обладающую строгой, оказывающей воздействие силой. Гарантии Фюрера о том, что не существует никаких территориальных претензий к Франции, наоборот, считались в основе исключительно умелым маскировочным маневром. Если национал-социализм в целом рассматривают лишь как маскировку установления диктаторской власти, то как тогда должны расценивать по-другому предложения Фюрера? В какое сильное замешательство от этих предложений пришли руководящие политики, показывают сообщения французского посла в Берлине Кулондра, который вскоре после вступления в должность доложил министру иностранных дел: «Германия добивается господства на континенте: Румыния повержена, Польша побеждена, а Советский Союз должен быть принужден к уступке области /к созданию зависимой от Германии Великой Украины/. Немецкий динамизм не остановится перед этими трудностями. В немецких военных кругах уже говорят о наступлении от Кавказа и до Баку».

Против нарисованной с большой тщательностью картины жестокого насилия и беспощадного угнетения согласно миссионерской идее национал-социалистической Германии демократическая публицистка Франции со всей ясностью разработала противоположный образ французской миссии. Франция должна была напомнить миру о своей задаче в этой критической и опасной ситуации. Она,

«как защитник старейших и устоявшихся традиций, вновь должна отстаивать свою историческую миссию в Западной Европе. Наступает момент, когда мы без промедления должны подготовиться к этому»/А.Риво, «Восстановление Германии.1918-1938», Париж, 1938г., с.412/.

Известный философ из Сорбонны Альбер Риво в вышедшей уже в середине 1938г. книге охарактеризовал эту ситуацию, отчетливо сосредоточив внимание на войне, которая должна разразиться не позднее, чем через полтора года. Здесь изображена явная опасность, угрожающая миру со стороны национал-социалистической Германии, с другой же стороны, подчеркивалось значение, которое будущая борьба должна иметь для мира. На это систематически ориентировалась французская публицистика. Риво ставил вопрос так: