Так вновь и окончательно определился противник
, по отношению к которому необходимо было выполнить демократическую миссию. Но если демократическая миссия в отношении кайзеровской Германии уже могла оказать значительное влияние на мир, то тем более она должна была повлиять на мир в отношении национал-социалистического абсолютизма, – аргументировала Франция! По мнению Франции, положение в самой Германии шло навстречу ее миссии еще значительнее, чем в прошлой мировой войне. Чем дольше держится национал-социализм в Германии, тем с большей страстью немецкий народ размышляет о том, как освободиться от него, тем действеннее французские освободительные лозунги получают возможность оказывать внутриполитическое влияние. Но здесь, как и в суждении о мире, были задействованы внешнеполитические лозунги, совершенно не принимавшие в расчет ситуацию, к которой они были приспособлены пропагандой. Не учитывали, что Германия 1939г. была совершенно другой, чем та Германия, с которой Франция имела дело в прошлой мировой войне, и на которую ориентировались тогдашние французские миссионерские лозунги.
С 1933г. в Германии больше не было никаких точек соприкосновения с демократическими идеями, которые французская пропаганда могла бы использовать в той форме, какая была возможна при совершенно другом конституционном положении монархической Германии. Революция 1933г. означала сознательный отказ от французских идей 1789г. со всей духовной ясностью и определенностью, которые не могли найти более резкого выражения. Эта революция открыла немецкому народу совершенно другие принципы, чем те, на которых когда-то выстраивалась французская революция. Революция 1933г. провела четкую грань с миром идей 1789г. Она была политическим выражением фронтовых событий 1914-1918гг., революцией фронтовых солдат, воплощением их представлений о народе и государстве в жизненную действительность. В новой мировой войне началось преодоление идей 1789г. Здесь больше не шла речь об отдельной личности и ее благе, ее собственности, ее правах внутри государства и в отношении государства – но о жизни народа. Здесь впервые стало ясно, что отдельная личность – ничто, народ – всё. В громе физических сражений обнаружилось, что отдельный человек может выстоять, только если рядом с ним стоят другие. Здесь стало ясно, что существуют священные слова, которые народы забыли под влиянием идей французской революции – слова общность и товарищ.
Вызывали смех все отношения, исходя из которых в центре внимания стояла отдельная личность, а ее суверенитет занимал самое высокое положение, и отсюда пытались вывести общепринятые законы. Теперь всё это отошло на задний план. Der homo oeconomicus /экономический человек – И.Б./,
теоретическая фигура, с которой должна была работать национальная экономика, и на деятельности которого она имела обыкновение выстраивать свои принципы, потеряла значение для людей, которые прошли сражения мировой войны; утратилась ее действенность, как идеальной фигуры общественного договора, заключаемого личностью, исходя из философии Руссо. Однако первоначальная форма человеческой жизни, без которой народ вообще не может существовать, – общность, которая здесь возникла вновь, – пережила новое возрождение, и была восстановлена незыблемая ценность, созданная на родине фронтовым братством. Позднее историческое описание непонятным образом указывало на то, что не умение немецкого народа, взявшего дело в свои руки, долгие годы оберегало Германию от внешних врагов, и чье восприятие народа и государства выдержало жесточайшее испытание, когда они вообще смогли выстоять, – но те, другие, кто идеологию так называемой победы отлили в конституционные формы и навязали их немецкому народу.